ГФ - Колесо Фортуны

[Реати]

«Ты вытащил свой счастливый билет, приятель».
Так сказал Энди, и его слова до сих пор стояли у Макса в ушах. И впрямь, счастливый билет, улыбка удачи. Один шанс на миллион. Так не бывает.
Не то чтобы Макс не верил в удачу – какой бы из него тогда был наёмник! Просто – такие вещи случаются с другими. Есть на свете везунчики, любимцы Фортуны, жизнь вокруг них всегда похожа на фейерверк, и о них рассказывают невероятные байки в барах на Сентине и Гилеарве. Это ребята вроде Рикарда Грасса или Эрвина Тависка. Это они ухитряются удрать от целого флота федералов, срывают куш на миллиард дефов и влюбляют в себя богатеньких красоток. И это им предлагают головокружительные контракты. Простых парней вроде Макса удача одаривает по мелочи, не особенно церемонясь и не забывая взыскать за каждое серьёзное везение кучей мелких и не очень неприятностей. Простые парни без особенных талантов должны пробиваться трудом и усердием, по капле зарабатывая себе репутацию и место под звёздами и гоня прочь бесполезную зависть к гениям, хватающим звёзды с неба.
Простые парни не оказываются внезапно спасителями одного из самых влиятельных людей в Галактике.
Это вышло случайно, вот в чём вся штука. Смешно даже. Макс и не собирался вовсе лететь на Ти-Келлит – чего он там не видел! Ну… Ладно, скажем так, глянуть-то было на что, но всё равно не про максову честь. Всяких грязных периферийцев без медстраховки там дальше зала регистрации и не пускают. Максу не больно-то и хотелось, разве что из любопытства – хоть узнать, за какие такие неземные удовольствия на единственной в Галактике планете-борделе дерут такие деньжищи. Это надо, видно, быть совсем уродом, ну, или иметь такую гору бабок, что и представить страшно. Сам Макс уродом не был, отнюдь, по крайней мере, даже на Сентине ходить к проституткам ему почти никогда не приходилось – всегда находились девчонки, которые давали даром. Собственно, на Ти-Келлите Максу было делать вовсе нечего, если бы не Энди.
Энди, его напарник. Энди, который никогда в жизни не путал маршруты, а тут вдруг на тебе – вместо Шемтали, которая, между прочим, на Периферии, их вынесло из гипера возле Ти-Келлита, одной из чуть ли не центральных планет. Да ещё и топливо оказалось почти на нуле. Максу слабо верилось, что Энди такой идиот, видать заглючил бортовой компьютер. И вместо того, чтобы отправить их скитаться по бескрайним неизведанным регионам, или вовсе впечатать в какую звезду, вывел точнёхонько к Ти-Келлиту. Рука судьбы, не иначе.
Вот с такой глупости всё и началось. Макс до сих пор не мог поверить.
Понятно, им пришлось приземлиться, чтобы дозаправиться и пройти техосмотр на всякий пожарный. Макс не беспокоился – свою временную регистрацию он продлил всего пару недель назад, и ничего скверного в ней вроде как не значилось. Таможник только попялился на него эдак подозрительно – оно и понятно, мужики с Периферии федералам никогда не нравятся, особенно здоровые, бритоголовые и вооружённые (оружие, кстати, пришлось сдать), - но придраться к чему не нашёл. Энди тоже не беспокоился. А зря. Потому что вот у него в регистрации внезапно обнаружилась некая хрень. Что именно за хрень, Макс не понял, но она сразу подняла таможнику настроение, он аж заулыбался (весьма мерзко) и предложил Энди пройти с ним. То ли хрень была такая страшная, то ли Энди просто перенервничал после череды сегодняшних неудач, только он вдруг побледнел и попытался протестовать, глаза у него встревожено забегали. Таможник, ухмыляясь, похлопал его по плечу:
- Нечего, мужик, - ядовито сказал он. – Сейчас поговорим с начальником, во всём разберёмся…
- Макс! – панически зашипел Энди. Макс выразительно закатил глаза и постучал себя по виску. Энди намёк понял.
«Макс! – мысленно передал он по короткой связи. – Сделай что-нибудь!»
«Да не дёргайся ты, - тоже мысленно отозвался Макс. – Здесь народу полно. Щас он отведёт тебя в тихий кабинетик и станет взятку выманивать. Ну помурыжит слегка. Расслабься и получай удовольствие».
«Издеваешься? Чёрт тебя дери, Кёлер, они знают, что меня видели с Грассом! Я, конечно, отбрехаюсь, но это допрос на несколько часов!»
«Сам виноват, нехрен было с маршрутами халтурничать. Не знаешь, тут есть нормальное местечко, чтобы мне тебя подождать?»
«Нет, - лицо Энди вдруг сделалось очень серьёзным и сосредоточенным. – Жди меня в зале регистрации. Только не уходи никуда, ладно? Жди прямо там. Можешь каталоги полистать. Я не…»
Дальше Макс уже не слышал – не смотря на то, что Энди упирался, таможник вытолкал его куда-то в служебные помещения, и короткая связь перестала работать. Макс чертыхнулся. Волноваться за Энди он не волновался, но заминка была досадной. Чёртов Грасс. С тех пор как он взялся пиратствовать на территориях Федерации, водить с ним знакомство сделалось небезопасно. Понятно, никому из нормальных парней и в голову не могло прийти сдать Грасса федеральным властям, несмотря на внушительную сумму награды – и не потому даже, что этот парень был неуловим, как нейтрино, имел обширные связи на Сентине и других планетах анархистов, и вообще прослыл самым ловким пиратом на Периферии. Просто ко всему прочему он всем нравился. Поговаривали, этот харизматичный ублюдок ухитрился обаять даже одного офицера Особых Сил Федерации, посланного специально на его поимку, но это, конечно, была всего лишь ещё одна из ничем не подтверждённых легенд. В любом случае, вряд ли Энди что-то грозило – с Грассом видели половину Галактики, толку-то от этого…
А вот Макса ждало ожидание, то есть несколько часов ничегонеделания. Гадство. Он распорядился, чтобы работники космопорта заправили и осмотрели корабль, слегка побродил по одинаковым, серым и неинтересным докам и пошёл искать зал регистрации, раз уж Энди так настаивал. Без любимого бластера было немного неуютно, хотя, разумеется, Макс не был бы собой, если бы позволил нейти всё своё оружие. Небольшой электрошокер, спрятанный в поясе, остался при нём. Он слышал, что не входе в приёмные коридоры обыскивали куда тщательнее, но туда ему всё равно было не нужно.
Зал регистрации был светлым, чистым и уютным, больше напоминая холл какого-нибудь санатория. Здесь стояли огромные белые кресла – на вкус Макса, как выяснилось, чересчур мягкие, он чуть не утонул в одном из них. К регистрационной кассе стягивались респектабельно одетые люди обоих полов. В целом, ничто не намекало о том, что это за место, разве что на невысоком стеклянном столике лежали каталоги с матовыми обложками. Неприлично ухмыльнувшись про себя, Макс взял один из каталогов и раскрыл на середине. Зря он это сделал.
Захлопнув каталог и подождав, пока схлынет заливший лицо и уши жар, Макс осторожно заглянул на обратную сторону обложки и увидел там содержание со списком категорий. Сам список не был так уж ужасен, но в процессе чтения Макс снова слегка покраснел. Определённо, реклама не лгала, утверждая, что на Ти-Келлите доступны абсолютно все виды удовольствий, разрешённых законом. Большую половину из них Макс и вообразить себе не мог, хотя неопытным себя бы не назвал. Видимо, он был чересчур консервативен, ибо без сомнений его интересовала исключительно категория «А» - то есть классический гетеросексуальный секс с женщиной безо всяких дополнительных приспособлений, странных антуражей и прочих штуковин, которые он даже не знал, как обозвать. И то он бы исключил пару подпунктов вроде всяких там связанных с едой. Он пребывал в убеждении, что еда – это отлично, равно как и секс, но вместе им точно делать нечего.
К счастью, в содержании были указаны номера страниц, отмеченные соответствующей категорией, поэтому Макс с лёгким сердцем взялся рассматривать фотографии. Фотографии были ничего себе, эротичные, хотя до нормального порно не дотягивали – оно и ясно, каталог небось делали не для дрочки, а чтобы клиент мог выбрать девчонку посимпатичнее… Ну, или мужика. Макс поёжился, вспомнив фотографию, которую увидел первой. Парень на ней больше всего напоминал перевязанную колбасу в странном ракурсе. Макс решил не проверять, что это была за категория, и для клиента какого пола она предназначалась.
Каталог был толстым, выбор в категории «А» довольно обширным, так что Макс слегка увлёкся и отвлекла его только настоятельная потребность наведаться в туалет. Он отложил каталог, поднял голову - и остолбенел. Возле одного из регистрационных окон вполоборота стоял человек, чья внешность определённо была Максу знакома. Макс вообще не страдал плохой памятью на лица, а этого типа он видел не раз и не два. Все его видели. В новостях это лицо мелькало только немного реже, чем лица Президента и председателя Совета – особенно в той части новостей, которая касалась федеральных преступлений галактической значимости (то есть, той, которая почти единственно интересовала Макса). Но чёрт побери… Вот уж кого он не ожидал увидеть в таком месте, так это самого Верховного Прокурора.
Сперва Макс подумал было, что обознался. В конце концов, в отличие от репутации, внешность у знаменитого Робрехта Лауритсена была самая что ни на есть заурядная. Невысокого роста, худощавый, бесцветный, с чуть вытянутым невзрачным лицом и светлыми глазами – моль бледная, да и только. Вот только взгляд… не успел Макс засомневаться, как предположительный Лауритсен окинул зал взглядом настолько острым и цепким, что у Макса аж сердце ёкнуло. Он! Точно он!

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Легенда об Эльвине и Миабхад

[Реати: творчество]

Однажды Эльвин, сын Тида, сына Бораха ехал сквозь чащу по лесной тропе. Холодным и мокрым был лес, и плащ Эльвина, пёстро вышитый матерью его, Эвед, насквозь промок. Потому уже некоторое время Эльвин помышлял не о подвигах во славное имя короля Киана, но лишь о тёплом очаге, наперченном мясе и подогретом вине.
Низко склонившиеся ветки наконец разошлись, лес сделался реже и Эльвин выехал на широкую поляну. Тут он заметил нечто пёстрое среди деревьев, а затем увидал, даму на огромном белом коне, во лбу которого точно солнце сиял острый золотой рог. Волосы её были чёрными, как ночь и струились по спине, как шёлк, и если она и не была красивейшей из всех дам и девиц на свете, то лишь потому, что Эльвин не встречал так много дам и девиц, чтобы утверждать точно.
- О госпожа! - окликнул её Эльвин, замирая от восторга, хоть и с некоторой опаской. Всем ведь известно, как опасен единорог, и только колдовством можно подчинить этого зверя. - О, госпожа, придержи своего коня! Позволь мне задать тебе один вопрос!
На единороге не было узды, но дама только легко потянула его за гриву, и он встал, как вкопанный. Тогда дама повернула голову и посмотрела на рыцаря, и Эльвин увидел, что взгляд её неласков.
- Здравствуй, рыцарь, - сказала она, но голос её был холодным и насмешливым. - О чём ты хочешь спросить у меня? О том ли, где можно найти чудесный Грааль? Или о том, как победить величайшего дракона Амурхудана? Или как стать королём волшебной страны Умфишарак?
- А ты знаешь ответы на эти вопросы? - поразился Эльвин.
- Нет, - сказала дама. - Ничего из этого я не знаю. Но все почему-то всегда спрашивают.
Растерялся Эльвин и смутился, но всё же сказал:
- Нет, моя прекрасная госпожа. Всё, что я хотел узнать - это твоё имя, если тебе будет угодно назвать мне его.
Пристально посмотрела на него дама и усмехнулась:
- Смел ты, рыцарь, спрашивать меня об этом. Ведь ты догадался, кто я?
Ещё больше смутился Эльвин:
- Ты прекраснее всех дам и девиц, что я встречал в своей жизни, - отвечал он. - На тебе красное платье с золотом и ты едешь без седла верхом на единороге. Я думаю, госпожа, что ты фея.
- Ты угадал, - отвечала дама, - Поэтому я назову тебе своё имя. Я Миабхад, дочь Лесного Короля. А кто ты, рыцарь, и что ты делаешь здесь, во владениях моего отца?
- Я Эльвин, сын Тина, сына Бораха, - отвечал Эльвин. - И я не знал, что это владения твоего отца, о прекрасная Миабхад. Ехал я своей дорогой, направляясь ко двору великого короля Киана, но теперь, когда я встретил тебя, твоя красота поразила моё сердце, и я умру прямо здесь, если ты не позволишь мне вновь увидеть тебя.
Помрачнело лицо феи, потемнели её глаза:
- Зря ты сказал это, велеречивый рыцарь, - сказала она. - Потому что того, кто полюбит меня, ждёт ужасная смерть. Мне жаль тебя, ты ещё молод. Поэтому уезжай отсюда, и не возвращайся никогда, если не хочешь накликать на себя ужасную беду.
Опечалился Эльвин, но не посмел спорить с Миабхад, ибо был скромен. Поехал он прежней своей дорогой, только теперь уже не замечал, как брызги осыпали его плащ. И так, в мыслях о прекрасной фее провёл всю дорогу до двора своего короля.
Миабхад же, посмотрев ему вслед, сказала:
- Скромен и вежлив этот рыцарь, но не знаю, насколько он честен.
Тогда ответил ей единорог, тряхнув головой:
- Ты узнаешь это, госпожа моя, когда он снова придёт сюда.
И больше он ничего не сказал, потому что единороги говорят только пророчества.

Много ли, мало прошло времени, только никак не мог Эльвин забыть прекрасную Миабхад. Не радовали его ни весёлые пиры, ни застольные песни, ни охота, ни королевская милость. И в один из дней он не удержался и, испросив разрешения у своего короля, вновь отправился в тот лес, где повстречался однажды с феей. Но сколько ни разъезжал по чащобе, сколько ни искал, нигде не видел ни следа всадницы. В конце концов совсем отчаялся Эльвин, сошёл с коня, сел на траву и заплакал.
Тотчас же явилась перед ним Миабхад, была она в зелёном платье, расшитом серебром, и взгляд её был гневным.
- Разве я не сказала тебе, чтобы ты не приходил сюда больше? - сказала она. - Но ты меня ослушался, и теперь тебе грозит ужасная смерть. А я не знаю даже, стоишь ли ты того, чтобы мне оградить тебя от неё.
Тут со слезами бросился Эльвин перед ней на колени и стал умолять не прогонять его:
- Если мне суждено умереть за то, что я увидел тебя, - говорил он, - То пусть будет так. А хочешь - испытай меня, госпожа, чтобы узнать, достоин ли я твоей милости.
- Как же мне испытать тебя рыцарь? - спросила Миабхад. Тогда Эльвин вспомнил, что слышал он когда-то о феях и сказал:
- Загадай мне загадку, о госпожа моя.
- Опять всё то же самое, - сказала Миабхад. - Все просят загадать им загадку, или подарить волшебный меч. Ну ладно, рыцарь, будет тебе загадка. Знаешь ли ты, сколько раз Куинфе Кулад переходил дорогу Великого Буга, сколько раз птицы Тауша перелетали из Канифи в Агор, сколько раз воин Римагор обрушивал свой молот между Эрфи и Гаимайном?
Растерялся Эльвин и смутился, но ответил честно, потому что его учили всегда говорить правду:
- Прости меня, Миабхад, но я не понял ничего и не знаю ответа.
Удивилась фея:
- Многим рыцарям задавала я этот вопрос, и ни один не знал ответа, но каждый пытался пуститься на хитрость и только говорил чепуху в ответ. Первый раз услышала я, чтобы кто-то ответил мне честно. Хорошо, рыцарь Эльвин, сегодня я прощу тебя. Но больше мы не должны видеться, иначе я не смогу спасти тебя. Уезжай же и не ищи меня больше, если дорожишь своей головой.
Опечалился Эльвин, но делать было нечего. Повесив голову, поехал он обратно, но как ни старался, не мог выкинуть из головы прекрасную Миабхад. Она же глядела ему вслед, пока он не скрылся, а затем пробормотала вполголоса:
- Честен этот рыцарь, и искреннее у него сердце. Не знаю вот только, отважен ли он?
Тогда крикнул с вершины дерева вещий ворон:
- Ты узнаешь это, госпожа, когда он вновь придёт искать тебя!
Тут, непонятно с чего, Миабхад запечалилась, задумалась, и пошла в чащу, низко опустив голову. Не давала ей покоя мысль о рыцаре Эльвине, и на сердце у неё стало тревожно.

Много ли мало прошло времени, а Эльвин всё никак не мог избавиться от своей тоски. Перестал он есть и пить, исхудал и побледнел, и товарищи удивлялись, глядя на него. И как ни старался, не мог он не думать о Миабхад. И вот наступил день, когда Эльвин не выдержал. Испросил он разрешения у своего короля и покинул двор, отправившись снова в тот лес, где дважды встречал свою любимую.
Потемнело небо, когда он въехал в чащу, начал дуть холодный ветер. Но не испугало это Эльвина. Долго бродил он по лесу в поисках Миабхад, но нигде не находил её. Вот уж солнце зашло, совсем темно стало в лесу, и конь Эльвина захромал. Спешился рыцарь, привязал коня к дереву и пошёл дальше пешком. Вот уже обступила его со всех сторон темнота, потому что ночь была безлунная. Совсем отчаялся Эльвин, ослаб, но вдруг заметил среди ветвей пятнышко света, которое будто двигалось. Хоть и знал Эльвин, как опасны бывают блуждающие огни, но делать ему было больше нечего, поэтому он пошёл на свет. Всё ближе, ближе он становился, как вдруг прямо навстречу Эльвину выскочил из чащи огромный единорог без всадницы. Шкура его светилась в темноте серебром, а рог - золотом и бежал он точно на рыцаря. Испугался Эльвин, ведь каждый знает, что нет зверя, опаснее единорога, который один может заколоть, затоптать и растерзать сотню человек. Однако хоть и испугался Эльвин, но не двинулся с места, а только взял меч и воскликнул:
- Да будет благословенна Миабхад, а я не боюсь умереть ради её красоты!
Услышав эти слова, единорог вдруг встал на месте, качнул головой, а потом повернулся к Эльвину хвостом. Тогда тот догадался, что должен взяться за него. Непросто было решиться на это, ведь слышал Эльвин, что ударом хвоста может единорог убить десятерых, но всё же он не отступил. Тогда вдруг бросился единорог бежать, а Эльвину пришлось бежать следом, держась за его хвост. То и дело ему казалось, что он вот-вот упадёт или отпустит хвост, а ветки били его по лицу и цеплялись за одежду. Но вот уже когда Эльвин подумал, что сейчас умрёт, не вынеся бега, единорог вдруг остановился, и Эльвин очутился на чудесной поляне, где всюду цвели ночные цветы и кружились светлячки. И явилась откуда ни возьмись Миабхад в простом белом платье, и лицо её было бледным.
- Снова ты меня ослушался, - сказала она, - а ведь я сказала, что это принесёт тебе большую беду. Но ты не испугался моего единорога, и теперь уж ничего не поделаешь, потому что я полюбила тебя, и придётся тебе взять меня в жёны.
Тут Эльвин упал на колени и стал клясться ей в своей любви, но она остановила его:
- Ты уже доказал мне, что любишь меня, но только прежде тебе придётся просить моей руки у моего отца, а он очень могущественный король. Не побоишься ли ты поехать со мной к нему?
- Клянусь душой, не побоюсь! - сказал Эльвин.
Тогда Миабхад подвела к нему его коня, который выглядел свежим и больше не хромал. И Эльвин сел на коня, а Миабхад села на своего единорога и вместе они поехали ко двору Лесного Короля. Темно было в лесу, но Эльвин всюду следовал за единорогом, который сиял в темноте. Миабхад же не тревожилась больше, но думала: "Отец мой мудр, а Эльвин доблестный рыцарь. Скромен он, честен и смел, и не такой невоспитанный, как другие. Может быть, я всё же смогу уговорить моего отца не напускать на него дракона..."

---

Металл

[Реати: творчество]

Когда Зоэ наконец открыла глаза, всё было кончено.
У неё было странное ощущение, как будто всё тело горит, как в огне. Чувства, конечно, лгали. Её тела больше не было, была огромная чудовищная груда металла, которая лежала мёртвым грузом в большой ванне, наполовину наполненной желтоватой вязкой жидкостью. Зоэ попыталась пошевелиться, попыталась хотя бы повернуть голову, но новое тело ей не подчинялось. Она попыталась крикнуть, застонать, но тоже ничего не вышло. Ей стало страшно. По крайней мере, она могла моргать, но и только. Несколько жутких мгновений ей чудилось, что от неё не осталось больше ничего, кроме лица...
Потом рядом тихо зашипела автоматическая дверь и кто-то подошёл к Зоэ сзади. Она не могла повернуться, чтобы увидеть его. Мягкий, но равнодушный голос произнёс:
- Успокойтесь, госпожа Фарина. Системы синхронизируются через несколько минут.
Успокоиться? Ей хотелось кричать. Но непонятным образом, всего через несколько мгновений, это желание исчезло, сменившись полным равнодушием. Она увидела перед собой человека в белом.
- Гуморальная регуляция ещё не полностью отлажена, - сказал он. - Когда система придёт в норму, вы сможете контролировать выбросы адреналина в допустимых пределах. Подождите минуту.
Что-то запищало. Потом загудело. Зоэ ждала. Затылку было холодно - перед операцией ей остригли волосы, а сейчас на их месте должна была быть чёрная заплатка, закрывающая порты имка. У неё никогда прежде не было индивидуального микрокомпьютера, ни у кого из рабочих на Коре не было. На нормальных планетах, она слышала, имки есть почти у всех. Но у жителей Коры денег порой едва хватало на воздух.
Кора...
Зоэ не хотела думать о Коре. Кора - это красное небо и ядовитый песок. Кора - это ад, в котором жить нельзя, а можно только умереть, как умерли родители, как умер маленький Хосе. Зоэ не знала, жив ли Мигель, но куда бы он не отправился, она была уверена, он не вернётся на Кору. Никто не возвращается в ад.
И она тоже не вернётся. С тех пор, как исчез Мигель - больше не к кому...
- Попробуйте поднять руку, - сказал человек в белом. Зоэ послушалась. Почему-то она ожидала скрежета, но тяжёлое металлическое нечто, которое теперь было её рукой, поднялось легко и бесшумно. Она сжала пальцы, а потом разжала. Новое тело слушалось её, и она ощущала его, но как-то иначе... не так, как своё настоящее... своё прежнее тело, которого больше не было.
Она не была больше человеком. Эта мысль наконец догнала её мозг.
Ей, конечно, всё объяснили при заключении контракта, даже несколько раз. Таков закон. Её предупредили обо всех последствиях. Ноль два процента летальных исходов во время операции, госпожа Фарина, сказали ей. Полная физиологическая перестройка, и вы не сможете удовлетворять обычные физические потребности. Собственно, их у вас и не будет. Это контракт, госпожа Фарина, можете считать, что сдаёте в аренду свой мозг на десять лет.
А потом можете сделать обратную операцию. Совершенно бесплатно. Правда, риск летального исхода уже тридцать процентов.
Зоэ никогда не надеялась прожить ещё десять лет. И денег, таких, какие предлагали в Контрактной Армии Киборгов, даже во сне не видела. Да, она знала, что по истечении этих десяти лет платить станут гораздо, гораздо меньше. Ну так что с того?
Вязкая жидкость вытекала из ванны. Рыжеватый металл масляно блестел. Зоэ попыталась встать, и с некоторым трудом ей это удалось. Человек в белом хладнокровно кивнул:
- Мои поздравления, солдат. Через минуту на ваш имк будут загружены необходимые данные. Она больше не была человеком. Наверное, ей это нравилось.

---

Драбблы по Терри Пратчетту

[Реати: творчество]

Новобранцы

- Познакомьтесь, сэр, - с сияющей улыбкой произнёс Моркоу. - Это младший констебль Гаспод!
Ваймс посмотрел на младшего констебля Гаспода, и ему показалось, что он сошёл с ума. Кто-то из них так точно.
- Ты принял в Стражу... - медленно начал Ваймс и слегка запнулся. В голове у него фраза заканчивалась словами: •туалетный коврик?!Ћ - но вслух он всё-таки сумел выдавить. - Собаку?!
- Гав, - сказал Гаспод и - но это, наверное, послышалось - добавил. - Как это любезно...
- Он очень умный пёс, сэр, - вступился за блохастое недоразумение Моркоу. - Скажу вам по секрету, он даже рапорт написать может, правда, почерк у него не очень... И потом, вы же сами подписали приказ...
Ваймсу захотелось застонать. Он-то думал, хуже вампиров уже ничего не будет...
- Моркоу, скажи мне, что это шутка!
- Никак нет, сэр...
- О Боги...
- ...но у нас возникла небольшая проблема с обмундированием. Как и у других новичков... ну, понимаете, они...
- Капитан! - рявкнул Ваймс.
- Да, сэр? - Моркоу был сама невинность.
- Не пудри мне мозги. Кого ещё ты принял в Стражу?!
- Ну, хм... За последний месяц вы приняли, сэр, - Моркоу словно невзначай подчеркнул слово •выЋ, - четверых новых стражников. Среди них баньши, зубная фея и, хм, дракон, сэр.
- Дракон?!
- У нас уже был дракон в Страже, помните, сэр? - улыбнулся Моркоу. - вы с ним неплохо ладили...
- Да, но Эррол был... был домашней зверушкой, а не стражником! - Ваймс почувствовал, что у него ум за разум заходит. - Постой... ты ещё говорил о зубной фее?
- Так точно, сэр. Весьма аккуратная и исполнительная девушка, сэр.
- Э... да, но... но у неё ведь уже есть работа, правильно? Я хочу сказать, разве их работа не состоит в том, чтобы собирать зубы из под подушек, и всё такое прочее?
- Да, сэр, но она сказала, что хочет работать на полставки. Ей приходится очень стараться, вы понимаете, чтобы прокормить семью. Я её знаю, у неё больная мать и множество младших братьев и сестёр...
Мозг командора Ваймса отчаянно пытался переварить поступающую информацию. Вдруг он выцепил в словах Моркоу маленькую, но очень подозрительную деталь.
- Ты сказал, мы приняли четверых. Так кто же четвёртый?
- Ну, сэр... - Моркоу слегка замялся. Ваймс обречённо махнул рукой:
- Говори, капитан. Кто это, крыса? Один из всадников Абокралипсиса? Не дай Боги, Старикашка Рон?
- Вам лучше самому взглянуть на это, сэр, - мягко сказал Моркоу и, повернувшись, позвал. - Младший констебль Сундук!
В углу, где прежде Ваймс, вроде бы, не замечал ничего, кроме мебели, что-то зашевелилось. Из-за стола послышался семенящий топот множества ножек, и показалось нечто большое и прямоугольное. А потом оно щёлкнуло крышкой, и под этой крышкой Ваймс увидел... нет, не самую страшную вещь в своей жизни. Он повидал много куда более ужасных вещей. И всё-таки волосы у него не голове слегка зашевелились, и спина взмокла... а потом...
А потом он проснулся.

Стараясь не разбудить Сибиллу, Ваймс вышел на крыльцо покурить. Всё в порядке, он переработал, только и всего. В прежние времена, до того, как он завязал, ему порой мерещились зелёные летающие капралы Шноббсы, так что ничего особенного не случилось. Надо только слегка проветрить голову.
Возле крыльца сидела маленькая и чрезвычайно облезлая дворняга, подозрительно знакомого вида. Ваймс посмотрел на неё очень пристально. Он безусловно видел эту псину в городе раньше, и не раз. Кажется, даже угощал печеньем.
- Гав-гав, - сказал пёсик, а потом наклонил голову и добавил. - Чего уставился?
Ваймс вздрогнул и поспешил ретироваться.

Новый приятель Реджа

Раз в год констебль Башмак брал в руки лопату и, напевая, бодрым шагом направлялся к кладбищу Мелких Богов. Он всегда относился к этому ритуалу всерьёз, и, несмотря на все прошедшие годы, в его неунывающем мёртвом сердце не угасала надежда. Редж всегда был оптимистом, даже в своей далёкой прижизненной юности. Смерть только добавила ему уверенности.
Придя на кладбище в один из Таких Дней, Редж быстро огляделся - не видно ли поблизости кладбищенского сторожа - потом откашлялся и, приосанившись, толкнул перед могилами речь.
- Вставай, надгробьем заклеймённый! - взывал он. - Выйдите из тьмы своих могил на солнечный свет! Это совсем не трудно!
Ответа не было, как, впрочем, и всегда. Пламенный монолог не заставил ни один памятник пошатнуться. Они не желали прислушиваться к нему. А ведь всего-то и требовалось, что одно маленькое усилие!
Редж вздохнул и взялся за лопату.
Могила у него была не очень глубокой - большой плюс, если вы вдруг просыпаетесь после собственных похорон. А вот гроб давно пора бы новый заказать. Когда Редж снимал крышку, прогнившие доски в одном месте промялись под пальцами и рассыпались мокрой трухой. Ох уж эти современные гробовщики, всё у них одноразовое! Редж осторожно лёг в гроб. Обивка тоже никуда не годится.
Самая большая сложность заключается в том, чтобы засыпать собственную могилу, находясь внутри. Тут нужна большая изворотливость, это вам не из запертых сундуков вылезать! Конечно, можно просто накрыться крышкой и представить, что могила засыпана, но Редж полагал, что это уже совсем не то. Мокрые кусочки перегноя не сыплются на тебя сквозь щели, нет этого приятного давящего чувства над головой, и всё такое.
Несмотря на все призывы к "свободе от плена могил", Редж любил иногда полежать в гробу. Здесь было как-то очень мирно, и можно было спокойно поразмышлять о собственной смерти и о тех, кто умер тогда вместе с ним... славный был день! Реджу нравилась его смерть. По крайней мере, он умер не просто так, а геройски погиб, сражаясь за свободу! Одна из тех вещей, которые приятно потом вспомнить в загробной жизни. Редж никогда не испытывал по-настоящему глубокой скорби по отношению к Тем Событиям - ну, как уже было сказано, он продолжал надеяться.
- Давайте, - пробормотал он. - Вы же стражники!
Забавно - сам он прежде и не думал, что может когда-нибудь стать стражником. При жизни у него были одни революции на уме, а после, ну, после ему было непросто. Лишь в последнее время в этом городе появились какие-то зачатки стремления к равноправию. Своё вступление в Стражу Редж рассматривал как очень важный шаг в борьбе за права альтернативно живого населения. Он всегда стремился быть социально активной личностью.
Погружённый в неторопливые размышления, Редж не сразу понял, что могильную тишину нарушает какой-то скребущий звук. Звук этот потихоньку становился громче. Потом что-то мягко плюхнулось Реджу на ногу, пробежало по ней, цепляясь маленькими коготками, а потом Редж увидел прямо перед собой сидящую у него на груди крысу. Крыса быстро оглянулась и предостерегающим жестом прижала лапку к мордочке, точно призывая к молчанию.
Редж не особенно удивился. Все знают, что красы очень умны, а в Анк-Морпорке, где магический фон был повышен, разумными бывали не только крысы, но и муравьи, и даже моль, выгрызавшая на одежде таинственные письмена. Но в этой крысе было ещё кое-что странное. Она двигалась иначе, чем обычные грызуны, её маленькие глазки стеклянно блестели, а тельце было холодным. Крыса была мёртвой! Крыса-зомби!
Повертев мордочкой, маленькое создание с удивительным проворством юркнуло Реджу за пазуху. Он метафорически задержал дыхание (буквально задержать дыхание мешал тот факт, что Редж не дышал). Не то чтобы ему особенно нравились грызуны, но сейчас Редж был преисполнен ликования. Наконец хоть одна мёртвая душа откликнулась на его призыв! То, что эта душа была крысиной, существенной роли не играло.
Прямо перед носом Реджа внезапно возникла ещё одна маленькая фигурка. Больше всего она напоминала белый крысиный скелетик, облачённый в чёрную мантию и сжимающий в лапках крошечную косу. Существо покрутило черепом и уставилось горящими синими глазами туда, где, свернувшись клубочком у Реджа на груди, мелко дрожала крыса-зомби.
- ПИСК, - сказал скелетик.
Редж не растерялся. В конце концов, с человеческим эквивалентом этого скелетика он был уже знаком.
- Брысь, - твёрдо сказал он.
Смерть Крыс воззрился на него со всем изумлением, на которое только способен крысиный череп. Редж попытался махнуть на него рукой, но лишь ударился локтем о стенку гроба. Здесь было тесновато.
- Брысь! Кыш! Фу! Пошёл прочь! Мяу! - попробовал он, прикрывая крысу-зомби ладонью. Смерть Крыс посмотрел на него озадаченно, как на буйного сумасшедшего.
- ПИСК! - саркастически произнёс он, подбираясь ближе и поднимая косу. И тогда Редж Башмак решился на последнее средство.
Он громко запел.
Редж знал много песен. Он их даже сам сочинял. Так он очень любил песни со словами: "Отречёмся от старых надгробий!" или "Свобода, Равенство и Льготы Социальные!" С аккомпанементом у него, правда, не ладилось - во время игры на гитаре постоянно отваливались пальцы - но зато петь он умел громко. В тесном пространстве гроба звук набрал силу, так что даже задрожали доски. Смерть Крыс от неожиданности шарахнулся в сторону.
Приободрённый успехом, Редж грянул во всю силу своих мёртвых лёгких:
- И на обло-омках бывших скле-э-эпов напишут наши имена-а-а!!!
Вибрировал уже весь гроб. Смерть Крыс заметался. Но связки и лёгкие Реджа не знали усталости. Наконец крысиный скелетик не выдержал, заткнул костлявыми лапками ушные дырки в черепе, издал возмущённый: "ПИСК!!!" - и исчез...
Дрожащий комочек на груди Реджа замер. Тот заглянул к себе за пазуху. Крыса-зомби испуганно посмотрела на него и вопросительно махнула лапкой.
- Он ушёл, - шёпотом сказал Редж. Обрадованный зверёк немедленно перебрался к нему на плечо, ткнулся носом в ухо, пощекотал усами и что-то пропищал. Редж поднял взгляд и посмотрел на крышку гроба.
- Я думаю, на сегодня хватит, - бодро сказал он.
Выбраться на поверхность было делом нескольких минут - выкопаться всяко легче, чем закопаться, хотя одежда больше пачкается. Аккуратно приведя могилу в порядок, Редж оглядел ряд надгробий вдохновленным взглядом:
- Ну, кто-нибудь ещё собирается вставать? Всего лишь чуть-чуть поднапрячься! Я даже могу подсобить с лопатой!
Мёртвая крыса на его плече пошевелилась.
- Грызун может это сделать, значит и вы сможете! - убеждённо добавил Редж. - Что, никто больше?
Могилы безмолвствовали. Редж покачал головой и поднял лопату на свободное плечо:
- Это всё лень, - горько сказал он. - Лень хотя бы чуточку потрудиться... - он вздохнул. - Пойдём, малыш. Я всегда хотел завести домашнего питомца. Крыса-зомби на его плече согласно попискивала.


Приглашение

- Разрешите, сэр? - произнесла Салли, входя в кабинет Ваймса. Порадовавшись возможности отвлечься от чтения рапортов, отчётов и квитанций, командор Стражи кивнул. Вампирша улыбнулась несколько неуверенно и положила ему на стол лист бумаги:
- Вот, сэр. Заявление с просьбой об отгуле.
Ваймс машинально взял листок и пробежал его содержимое глазами:
- Личные обстоятельства? В последние три раза это были похороны бабушки, но...
- О нет, моя бабушка не собирается снова захороняться в ближайшее время, - быстро сказала Салли. - Она утверждает, что зимой это вредно для здоровья. Просто я... просто у нас намечается торжественное мероприятие, а я участвую в подготовке. У нас - я имею в виду, у Общества Убервальдских Трезвенников, сэр, - добавила она.
- А, - понимающе кивнул Ваймс. - Песнопения, лимонад и всё такое?
- И не только, - добавила Салли. - Будут ещё национальные убервальдские танцы и бесплатные бутерброды с сыром, а Отто Шрик из "Правды" обещал показать коллекцию художественной фотографии.
- Хм, - неопределённо сказал Ваймс.
Вообще он терпеть не мог вампиров. Откровенно говоря, он терпеть не мог также троллей, и гномов, и всяческих умертвий с оборотнями. Да и людей по большей части, если уж на то пошло. В этом плане командор был довольно демократичен. Однако вампиры удостоились особенной неприязни с его стороны. Крайне некомфортно себя чувствуешь, общаясь с существом, самым естественным побуждением которого является желание впиться тебе в глотку. Даже если оно носит чёрную ленточку и очень старается уверить себя и окружающих, что вовсе не является чёртовым кровопийцей.
С другой стороны, отчасти он понимал Салли. Кому как не ему помнить, что это такое, когда тебя неумолимо тянет к горлышку... конечно, в его случае - к горлышку бутылки с виски. И он никогда не насмехался. Помнится, впервые вступив в одно из этих обществ, где собираются алкоголики, пытающиеся завязать, он чувствовал себя очень глупо и думал, что не продержится и получаса. Некоторые считают ленточки вампиров и их песенки о любви к солнышку и кефиру очень смешными, но Ваймс знал по опыту - на пути к исправлению поддержка очень важна. Даже если со стороны это выглядит полным идиотизмом.
- Ладно, я полагаю, денёк мы без вас обойдёмся, младший констебль Хампединг, - произнёс Ваймс, подписывая заявление. - Других дел ко мне у вас нет?
Салли вздохнула, копаясь в сумочке:
- Ещё одно... не поймите меня неправильно, сэр, я не думаю, что вы согласитесь... - она вытащила какую-то цветную бумажку. - Но я обещала вам передать, понимаете? Это просто для очистки совести.
Ваймс осторожно взял бумажку. Его лицо осталось почти бесстрастным:
- Приглашение? Мне?
- Э... - сказала Салли. - Это самое мероприятие... оно должно быть... ну, что-то вроде дня открытых дверей. Мы должны пригласить своих знакомых... - она с беспокойством посмотрела на Ваймса.
- Ага, - спокойно и медленно протянул тот. - Я понял. Хотите созвать людей на вечеринку, чтобы показать им, какие вы милые и добрые, пьёте чай с печеньем и играете в шахматы, так?
- Ну, вроде того, - осторожно согласилась вампирша.
- И, конечно, всё будет очень мило, - продолжил Ваймс. - Что-что, а это вы умеете.
Салли поколебалась. По лицу командора Стражи сложно было понять, что он об этом думает. Что-то подсказывало ей, что бодрая пафосная речь из буклета со словами типа: "прогрессивное содружество" и "мирное сосуществование" - это последнее, к чему стоило бы обращаться, разговаривая с Ваймсом.
- Ангва согласилась пойти, - наконец сказала Салли.
- Неужели? Серьёзный шаг для неё.
- На самом деле я думаю, это потому, что капитан Моркоу согласился пойти ещё раньше, -призналась Салли и быстро добавила. - Но всё равно, это очень мило с её стороны.
- Ха! Ну, думаю, тогда я могу быть спокоен, - заверил её Ваймс, слегка расслабляясь и бросая приглашение на стол. - Если там будут целых три стражника...
- Четыре, сэр, - поправила Салли.
- Правда? Кто же ещё?
- Капрал Шнобс, сэр. Он сказал, что любит народные танцы. И бесплатные бутерброды.
Ваймс задумчиво нахмурился и побарабанил пальцами по приглашению. Перед его внутренним взором нарисовались лица вампиров, когда...
- Ну хорошо, младший констебль Хампединг. А можно уточнить...
- Да, сэр?
- Тут написано - мероприятие начнётся в пять. А до скольки оно продлится? В шесть часов мне нужно быть дома, но после...
Вампирша уставилась на него в искреннем изумлении:
- Вы что... вы правда собираетесь прийти, сэр? - Почему бы и нет? - Ваймс откинулся в кресле и с благодушным видом ухмыльнулся. - Не откажусь от стакана лимонада.

Метафоры

- ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, - сказал Смерть.
Ваймс раздражённо оглянулся:
- А, это опять ты...
В данный момент он висел на стене в двадцати метрах от земли. Внизу была мостовая, а наверху, на крыше, находился преступник с арбалетом. И Ваймс определённо не собирался отвлекаться на то чтобы "поглядеть в глаза Смерти".
Если быть осторожным, очень осторожным, то можно уцепиться во-он за тот карниз над заколоченным окном...
Смерть висел рядом верхом на белой лошади.
- МЫ УЖЕ ВСТРЕЧАЛИСЬ?.. А, ДА. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО.
Ваймс очень старался не обращать внимания на гулкий голос, звучащий прямо в голове.
- ЗАНИМАЙСЯ СВОИМ ДЕЛОМ. Я ПОДОЖДУ.
Ваймс схватился за карниз, молясь, чтобы тот оказался достаточно прочным, и перевёл дыхание:
- Ты не мог бы немножко помолчать? Я пытаюсь не умереть.
- ДА, КОНЕЧНО. ИЗВИНИ, - Смерть ощутимо вздохнул. Вряд ли скелет нуждается в том, чтобы дышать. Скорее всего, это очередное дурацкое выражение. Что-нибудь вроде: "Он чувствовал дыхание Смерти за своей спиной".
Ваймс осторожно подтянулся. Чёрт с ним, с дыханием Смерти. Он стражник. Он преследует преступника. Вот о чём надо думать. Предполагалось, что это та самая профессия, чтобы постоянно встречаться со Смертью, но почему тому надо всегда понимать это так буквально?!
Подтянуться ещё повыше, а потом уже можно будет дотянуться до края крыши. Рассмотрим альтернативу: он мог бы сейчас сидеть у себя в кабинете и умирать от скуки над бумагами... любопытно, Смерть счёл бы эту метафору достаточной, чтобы явиться? С него станется.
...А вот здесь очень удобный выступ в кладке, можно упереться носком и перенести на него часть веса. А теперь закинуть на карниз ногу и опереться коленом. А теперь...
Ваймс уже успел ухватиться за край крыши, когда карниз вдруг оторвался от стены и пополз вниз. Ноги заскользили в пустоте.
- Можно спросить, - быстро произнёс он. - Я по-прежнему только возможно умру?
- ГМ. ЕСЛИ ТЫ ДАШЬ МНЕ МИНУТУ, Я СМОГУ ПОДСЧИТАТЬ ПРОЦЕНТНУЮ ВЕРОЯТНОСТЬ ТАКОГО ИСХОДА.
- Спасибо, звучит крайне ободряюще.
Под Ваймсом разверзлась пропасть, ботинки шаркали по кирпичной кладке, не находя опоры. "Ну хорошо. Соберись. Всё, что тебе нужно, это сделать один рывок... если Смерть перестанет насвистывать за моей спиной, будет совсем хорошо", - одним резким усилием Ваймсу удалось подтянуться настолько, чтобы закинуть себя на крышу...
Когда его ноги наконец вновь ступили на твёрдую поверхность, он смог оглядеться по сторонам. Крыша была пуста, ветер перекатывал по ней обломок черепицы и ещё какой-то мусор.
- И где же он? - рассеянно вопросил Ваймс в пространство.
- Я ЛИШЬ МОГУ ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО ТЫ ПРЕСЛЕДОВАЛ, СКРЫЛСЯ, - отозвался позади него Смерть. Ваймс вздрогнул, оборачиваясь:
- Ты всё ещё здесь?!
- АХ, ДА... - Смерть посмотрел на поверхность крыши под ногами, склонил череп, точно что-то прикидывая. Потом торжественным шагом прошествовал мимо Ваймса и остановился. - ВОТ ТЕПЕРЬ ВСЁ.
- Что это было?!
- СМЕРТЬ ТОЛЬКО ЧТО ПРОШЛА В ДВУХ ШАГАХ ОТ ТЕБЯ, - пояснил Смерть. - Ненавижу метафоры! - объявил Ваймс.

Мешок с сюрпризом

Таинственный человек, чьё лицо скрывала маска, а одежда была чёрной, как ночь, поминутно озираясь и вздрагивая, выбрался из здания Королевского банка. В руках у него был тяжёлый мешок.
- Добрый вечер, господин Липвиг! - дружелюбно поприветствовал его Моркоу. Человек в маске вздрогнул и едва не выронил мешок. Затем он быстро оглянулся. Позади него лениво скалился оборотень. Путей к отступлению не было.
- А... э... что... что вы тут делаете, капитан?! - в отчаянии пробормотал он.
- Патрулируем улицы нашего славного города, - всё так же дружелюбно отозвался Моркоу. - Следим, чтобы не происходило правонарушений. А вы опять разминаетесь, господин Липвиг?
- Э... Кхм... В общем, да... - Мойст вздохнул и стянул с головы маску. Он сам не понимал, зачем она ему понадобилась. В прежние времена он ни за что бы не надел на себя ничего подобного. Он предпочитал грабить банки среди бела дня, входя и выходя из них почти никем не замеченным и с улыбкой кивая швейцару. С другой стороны, теперь, когда Мойст был управляющим банка, это было бы слишком просто...
- Всего лишь маленькая разминка, - промямлил он. - Точно.
- Я так и думал, - с непроницаемой улыбкой кивнул Моркоу. - Могу я взглянуть на то, что в вашем мешке, господин Липвиг?
Мойст слегка запаниковал:
- Это совсем не то, что вы подумали, капитан! Что бы вы там ни думали...
- О, да я ещё ничего не успел подумать, - успокоил его Моркоу. - Так вы позволите мне посмотреть, что там?
Мойст сглотнул. Обернулся на оборотня. Потом вздохнул и пожал плечами:
- Ладно, но... Лучше бы вам этого не видеть, - и он с обречённым видом раскрыл мешок.
Моркоу заглянул внутрь. Его лицо стремительно начало приобретать багровый оттенок.
- О, - только и сказал он.
- Э-э, это принадлежало покойному сэру Джошуа. Я просто решил, что, ну, что стоит от них избавиться, - затараторил Мойст, всё больше чувствуя себя не в своей тарелке. - Они тут никому не нужны, а некоторые из них, хм, слишком нравятся Председателю... Это может отрицательно повлиять на имидж банка и...
- Да, конечно, - Моркоу выпрямился с очень непроницаемым лицом. - Наверное, я не буду спрашивать, что вы собираетесь делать с ними, господин Липвиг.
Вообще-то Мойст подумывал об Анке. С другой стороны, наверняка существовало некоторое количество людей, которые согласились бы заплатить за эти вещи неплохие деньги. С третьей стороны, Мойст приходил в ужас при одной мысли о том, что кто-то ещё увидит его со всем этим.
- Хм, полагаю, я придумаю что-нибудь, - сказал он. - Э... я могу идти, правда?
- Конечно, господин Липвиг, - улыбнулся Моркоу. - Мы же не можем запретить добропорядочным гражданам выходить в тёмной одежде и в масках из их собственных банков. Всего доброго, господин Липвиг.
- А, да... как любезно с вашей стороны, - пробормотал Мойст. - Что ж, до свидания, капитан Моркоу. Всего доброго, хм... сержант Ангва, - и он поспешил убраться прежде, чем возникли ещё какие-нибудь вопросы. Например, что у него в карманах...

Вся правда о ёжиках

Над Анк-Морпорком стелился туман. Это вовсе не был обычный бледный и уютный туман, похожий на жидкий молочный супчик, нет. То был осязаемый туман, зеленоватый и клубящийся, переполненный запахами, туман вездесущий, надоедливый и любопытный, как бродячий пёс. Этот туман обладал собственным сознанием. В нём могла бы зародиться новая жизнь, как в доисторическом протобульоне, правда, должно быть, весьма неприглядная.
В тумане два стражника привычным шагом следовали по улицам города.
- В такую погоду надо держать ухо востро! - говорил сержант Колон. - В прошлый раз именно в такой туманный день кто-то украл Бронзовый мост!
- Что, правда, Фред? - удивился Шнобби Шноббс. Сколько он помнил, мост всегда был на своём месте.
- Вот именно, Шнобби, вот именно! Я тоже сперва не поверил. Это ж сколько нужно троллей, чтобы утащить такую махину! Но я специально два раза прошёлся чуть ли не вдоль всего берега Анка, а моста так и не увидел! Его украли, точно тебе говорю.
- Хм... но когда я видел его в последний раз, он был на своём месте...
- В том-то и дело, Шнобби! На следующий день я тоже обнаружил его там! Думаю, преступники решили, что мост слишком тяжёл, и вернули его на прежнее место.
Шнобби задумался. Это не очень вписывалось в известную ему стратегию поведения Анк-Морпоркских преступников.
- Если они решили, что он слишком тяжёл, почему они не бросили его там... ну, там, где им надоело его тащить?
Колон посмотрел на приятеля и снисходительно покачал головой:
- Потому что тогда они бы крепко влипли, Шнобби. Представляешь, что сказал бы патриций, если бы такие вещи стали валяться где попало? Он наверняка приказал бы выяснить, кто это сделал, это ведь один из главных мостов в городе. Нет, либо ты воруешь мост и смываешься с ним из города, либо возвращаешь всё, как было. Иначе это вамдализм.
- Что, Фред?
- Вамдализм. Это значит порча государственного имущества и культурных памятников. Он так называется, потому что, если вас за этим поймают, то, как следует, вам зададут.
- Какой ты умный, сержант, - с уважением протянул Шнобби. Перед ними в густой зеленоватой дымке, точно гигантское привидение, вырастал из небытия дворец патриция. Стражники свернули на Противовращательный Брод.
- В таком тумане, - сказал Колон, - толпами должны бродить преступные эвлементы. Их никто не увидит, а они - раз! - и нападут на тебя со спины.
- Хм, - сказал Шнобби. - Ты правда так думаешь, Фред?
- Я бы на их месте так и сделал, - уверенно сказал Колон. - Этому городу повезло, что я не преступник, правда, Шнобби?
- Наверное, - с сомнением протянул Шнобби. - Но ты не думаешь, сержант, что эти самые эвлементы нападут на нас? Ты говоришь, их там куча, а мы одни...
- Вряд ли, - сказал Колон. - Они ведь тоже в тумане ничего не видят.
- Ты точно уверен?
- Скорее всего. К тому же, это наш долг - патрулировать улицы. Брести сквозь туман, как... - Колон задумался. - Как... как ёжики.
- Ёжики, Фред?
- Ну да, - в голосе сержанта зазвучала уверенность. - Ну, ты же знаешь, Шнобби. Туман. Ёжики.
- Не слышал ничего такого, - возразил Шнобби. - Я знаю только одну песенку про ёжика, и там о тумане ничего не говорится. Там говорится только о...
- Я помню, помню, Шнобби, - вздохнул Колон. - Но я о другом. Просто... - тут он задумался, попытавшись вспомнить, что именно он когда-то слышал о ёжиках и тумане. - Просто считается, что... что во время тумана из своих нор всегда вылезают ёжики. Как червяки во время дождя, - подумав, добавил он.
- Вот как, - удивился Шнобби. Теперь стражники шли по берегу Анка. Они миновали Бронзовый мост, но если бы Колон вздумал сейчас его поискать, он не обнаружил бы ничего, кроме плотной туманной завесы.
- А ещё они вечно падают в реку... - вспомнил Колон.
- Как лемминги? - уточнил Шнобби. - Или это были дурностаи?
- Ты всё путаешь, Шнобби, они прыгают в море.
- А я слышал, будто в море прыгают крысы, - поделился Шнобби. - Когда корабль идёт ко дну. Наверное, хотят сразу утопиться, чтобы долго не мучиться. А ежи умеют плавать, Фред?
- Не знаю, Шнобби, сказал Колон и, подумав, добавил. - Наверное, смотря какая река.
Оба долго с сомнением смотрели на темнеющую сквозь туман вязкую поверхность Анка. Потом одновременно покачали головами.
- Ну а почему они так любят туман? - спросил Шнобби, возобновляя шаг. Колон пожал плечами:
- Из зловредности? - предположил он. - Хотят, чтобы кто-то их не заметил и укололся?
- Да это не ежи, а настоящие преступные эвлементы! - возмутился Шнобби.
Стражники повернули. Потом повернули ещё раз. Шнобби очень внимательно смотрел под ноги, чтобы случайно не напороться на какого-нибудь особо зловредного ежа. От этого занятия его отвлёк голос сержанта:
- Послушай, Шнобби... ты не знаешь, случаем, на какой мы улице?
Шнобби поднял глаза и огляделся:
- Похоже на улицу Алхимиков, - неуверенно предположил он.
- Вот и я так думал, но потом мне пришло в голову - а где тогда Гильдия Алхимиков? Она ведь должна быть на этой улице верно?
Шнобби огляделся ещё раз. Кругом ничего не было видно, кроме густого тумана. Туман, казалось, ухмылялся.
- Может, она взорвалась, Фред? С ней такое иногда случается...
- Хорошо, а где тогда обгорелые обломки?
Стражники помолчали, продолжая идти.
- Если бы здесь был командор Ваймс, - произнёс Колон, - он бы сразу определил, где мы находимся.
- Ну так то Ваймс! - возразил Шнобби. - Ты же знаешь, какие у него ноги!
Они опять помолчали. Затем Колон снова подал голос:
- Кажется, мы сейчас на Филигранной.
- Чтобы выйти с улицы Алхимиков на Филигранную улицу, - возразил Шнобби, - мы должны были снова пройти мимо дворца патриция. А мы его не видели.
- Ты уверен, Шнобби?
- Да, Фред.
- Может, мы его просто не заметили?
- Его трудно не заметить, Фред.
Колон помолчал.
- Может, его украли? - с надеждой предположил он.
- Я очень в этом сомневаюсь, Фред.
И снова они некоторое время шли молча. Наконец, явно пересилив себя, Колон сказал:
- Должен тебе кое в чём признаться, Шнобби. Мне кажется, что...
- Да, Фред?
- Мне кажется, мы заблудились, - признался Колон.
- О, - сказал Шнобби. - Прямо как... ёжики? - предположил он.
Колон кивнул: - О да, - авторитетно произнёс он. - С ними всегда такое происходит. С ёжиками.

Редж и Смерть

- ПОСЛУШАЙ, - устало сказал Смерть. - ВОТ ЭТО - ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ. НА НИХ НАПИСАНО "РЕДЖ БАШМАК", ВИДИШЬ? ПЕСОК УЖЕ ВЕСЬ ПЕРЕСЫПАЛСЯ...
- Человек, свободный духом, не станет подчиняться каким-то там часам! - твёрдо объявил Редж Башмак, точнее, его дух, принимая горделивую позу. Он был полон решимости, и это составляло проблему. - Я уже сказал, что не собираюсь умирать, и тебе не удастся меня переубедить!
Смерть попробовал зайти с другой стороны:
- ОДНАКО ТВОИ ПОГИБШИЕ СОРАТНИКИ НЕ ПОКАЗАЛИ СЕБЯ СТОЛЬ УПРЯМЫМИ. ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ НЕ ПРОЯВИТЬ СОЛИДАРНОСТЬ?
Призрак будто бы поколебался, но длилось это всего мгновение:
- Их убеждения не были достаточно тверды, - объявил он. - Но меня твоим уговорам с места не сдвинуть! Я буду стоять за свои права насме... э-э-э, в общем, буду стоять!
Смерть снова попытался воззвать к здравому смыслу:
- НО ТЕБЯ УБИЛИ. Я БЫ ДАЖЕ СКАЗАЛ, ВЕСЬМА УБИЛИ. ТВОЁ ТЕЛО НЕ МОЖЕТ ПРОДОЛЖАТЬ ФУНКЦИОНИРОВАТЬ. ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ТЫ МЁРТВ, И НИЧЕГО ТУТ НЕ ПОДЕЛАЕШЬ. В КОНЦЕ КОНЦОВ, СУЩЕСТВУЮТ ПРАВИЛА.
Спор продолжался уже какое-то время. Ладно, по правде говоря, уже довольно долгое время. Смерть был антропоморфной персонификацией и не знал физической усталости, однако начинал испытывать изрядное утомление. Ему давно уже не попадались настолько упрямые души. Конечно, очень многие возражали против того, чтобы умирать, но большинство достаточно быстро смирялось со случившимся. Кроме того, мало у кого хватало сил поддерживать морфогенетическое поле долгое время. Но только не в случае с Реджем Башмаком.
- Правила? Ха! Я всегда выступал за Свободу! И равные права. Да, и я уверен, у мёртвых тоже должны быть права, или, по крайней мере, свобода выбора!
Комья земли застучали о крышку гроба. Смерть и Редж оба повернули головы и посмотрели в ту сторону. Их разговор начался ещё на баррикаде, а продолжался уже на кладбище, поскольку упрямый призрак ни в какую не желал расставаться с собственным телом. Сейчас он с искренним возмущением наблюдал за тем, как его хоронят. Его гроб опустили в землю последним, рядом с шестью другими могилами. На свежую могилу Джона Киля кто-то положил варёное яйцо.
- В НЕКОТОРОМ СМЫСЛЕ, СВОБОДА ВЫБОРА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЕСТЬ, - признал Смерть. - С МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ.
-Ага! И какой же у меня есть выбор?
- В ТОМ, ЧТО КАСАЕТСЯ ТВОЕЙ ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ.
- Что, прости?
- ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ, - терпеливо повторил Смерть. - У ТЕБЯ ЕСТЬ КАКИЕ-НИБУДЬ РЕЛИГИОЗНЫЕ ИЛИ ФИЛОСОФСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ТОМ, ЧТО ДОЛЖНО ПРОИСХОДИТЬ ПОСЛЕ ВСТРЕЧИ СО МНОЙ?
- Ну, я всегда считал... А, нет, стой! Я же сказал - я не собираюсь покидать этот мир!
- КАК ТЕБЕ ИДЕЯ РЕИНКАРНАЦИИ? - с надеждой предложил Смерть. - МНОГИЕ ПОЛАГАЮТ ЕЁ ПРИЕМЛЕМЫМ РЕШЕНИЕМ.
- А я нет!
Тут Реджу, видимо, пришла в голову какая-то идея. Его глаза сверкнули:
- Погоди-ка, так что ты там говорил о свободе выбора? Я могу сам решить, что будет со мной после смерти?
- НА ТВОЁМ МЕСТЕ Я БЫ РЕШАЛ ПОБЫСТРЕЕ. У МЕНЯ МНОЖЕСТВО ДРУГИХ ДЕЛ.
- Но раз так, то... разве я не могу выбрать вернуться в собственное тело?
Смерть вздохнул. А он-то уж понадеялся. Эти смертные вечно норовят его надуть.
- ОНО ВСЁ РАВНО ОСТАНЕТСЯ МЁРТВЫМ, - недовольно произнёс он. - НЕ ДУМАЙ, ЧТО ТЕБЕ УДАСТСЯ ПРОСТО ВОСКРЕСНУТЬ. КОНЕЧНО, ТЫ МОЖЕШЬ СТАТЬ ЗОМБИ, НО Я ЭТО НЕ ПРИВЕТСТВУЮ. ЛЮДИ МОГУТ РЕШИТЬ, ЧТО Я БЕЗОТВЕТСТВЕННО ОТНОШУСЬ К СВОИМ ОБЯЗАННОСТЯМ.
Но Редж его уже не слушал. Он решительно направился к своей могиле.
- ТЫ ЗНАЕШЬ, - окликнул его Смерть, - БЫТЬ ЗОМБИ - ЭТО НЕ САМАЯ ПРИЯТНАЯ ФОРМА СУЩЕСТВОВАНИЯ.
- Ха! Тебе-то откуда знать!
- ХМ. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО.
Призрак Реджа скрылся в могиле. Люди уже расходились. Смерть мрачно посмотрел на песочные часы в своей костлявой руке, вздохнул и спрятал их в складках чёрного одеяния. Потом ещё немного постоял рядом, глядя на могилы.
- Я ВСЁ-ТАКИ НЕ ДО КОНЦА УЛОВИЛ, - задумчиво произнёс он, - В ЧЁМ БЫЛ СМЫСЛ ВАРЁНОГО ЯЙЦА? ЭТО ЧТО-ТО СИМВОЛИЗИРУЕТ?
Ответом ему была тишина, нарушаемая только слабым, почти неразличимым царапанием под землёй. Смерть знал, что зомби обычно отличаются большой физической силой. Тем не менее, Реджу должно было потребоваться немало времени, чтобы выбраться на поверхность. Возможно, вскоре этот выбор уже не будет казаться ему столь уж удачным... Смерть пожал плечами, повернулся и направился к белой лошади, стоящей у кладбищенской ограды. Шум под землёй сделался сильнее и отчаяннее. Если бы череп обладал достаточными мимическими способностями, на лице Смерти в этот момент можно было бы прочесть выражение некоторого злорадства.

---

Расплата - фанфик по Due South

[Реати: творчество]

Он почти успел, вскочил в вагон, и ты уже держала его за руки, и видела ошалевшие - влюбленные, да, влюблённые! - глаза, когда грохнул выстрел, и его руки разжались. Как это произошло - ты не успела понять, ты видела только, как застыло его лицо, как расширились зрачки, а больше ничего не успела, и он вывалился из вагона на платформу. И ещё, может быть, на какую-то секунду тебе захотелось выскочить, подбежать к нему, неподвижному, но уже спешили проклятые полицейские, но набирал скорость поезд, но тебе совсем не хотелось в тюрьму - нет, нет, только не туда, только не снова! - и ты просто смотрела, давя в груди рвущиеся наружу рыдания, смотрела на него, не отводя взгляда, пока ещё могла видеть. Полицейские что-то кричали, а он лежал неподвижно, и ты тоже не могла двигаться, застыв в тамбуре, как изваяние с развевающимися волосами. Поезд уезжал, ты уезжала, а он оставался там, там, позади, раненый, может быть, убитый, и ни капли удовлетворения не было в твоей душе, только боль, и отчаяние, и страх...
Ты ведь хотела этого, среди всех твоих жестоких мечтаний и до мелочей продуманных планов мести, которым ты предавалась долгие месяцы в тюрьме, как часто ты думала и о его смерти тоже... Десять лет - это очень долго, это слишком долго, и порой тебе казалось, что ты ненавидишь его достаточно сильно, чтобы собственноручно нажать на курок, жестоко улыбаясь прямо в его прекрасные глаза. О, у тебя были десятки, сотни восхитительных фантазий, и в каждой из них он должен был страдать. Ты с таким упоением готовила свою месть! Он непременно должен был страдать, должен был понести наказание за то, что сдал тебя, за то, что спас тебя, проклятый, за то, что был так несравненно прекрасен, что ты не могла не полюбить его. Ты ненавидела его люто, ты проклинала его; лучше бы тебе замёрзнуть в снегу, зачем, зачем он отыскал тебя посреди бури, зачем отогревал своим телом, зачем?! Он был врагом, он был полицейским, а ты - преступницей, и он был молод, и красив, как бог, и не похож ни на кого из тех, кого ты до сих пор встречала в своей жизни. И он отдал тебе своё пальто, и едва не замёрз там, рядом с тобой, и как громко выла метель, а ты читала стихи, чтобы он не замёрз, не заснул, не умер, потому что тебе отчего-то не хотелось, чтобы он умер, ведь не существовало ни полицейских, ни преступников в те странные часы, только два человека против смертоносной стихии... Если бы метель не утихла, если бы вы умерли оба тогда - ах, какая это была бы романтичная смерть! Но метель утихла, и вы выжили, и вы добирались до города вместе, и, кажется, не было минут, более прекрасных в твоей жизни, чем когда вы были вдвоём. Это была сказка, ведь ты не верила никогда в прекрасных принцев, не верила, что кто-то может прийти и спасти тебя, но он пришёл, но он спас... И потом была эта ночь в отеле, и он был прекрасен, так прекрасен, каких не бывает, и ты уже знала, что любишь его, как никогда никого не любила, и ты знала, что ваша встреча - это судьба, это чудо... И ты ни минуты не верила, не хотела верить, что он поступит так, как предписывает ему долг - полно, ведь он такое совершенство, ведь он смотрел на тебя глазами, полными любви, разве он мог... Нет, такие прекрасные, такие смелые, такие добрые не сдают девушек властям, чтобы их посадили на десять лет! Но он это сделал - ты не могла в это поверить - но он это сделал. Ты так плакала, ты умоляла, ведь никто не узнал бы, ведь ты почти ни в чём не виновата, ведь он же должен был понимать, ведь есть у него чувства в конце концов! И он был бледен, и кусал губы, и чуть не плакал, но он сказал: "Это мой долг", - но он сказал: "Прости, я не могу", но он сдал тебя, и в тот момент тебе хотелось броситься на него, выцарапать ему глаза за то, что он - он! - так поступил с тобой. Ах, будь это кто-нибудь другой! Любой другой полицейский был бы для тебя просто полицейским - чего хорошего можно ждать от полицейского? - но он был тем, в кого ты влюбилась, и от него ты ждала другого. И потом уже тобой владели только страх, и пустота, и разочарование, так что ты могла бы сойти с ума; но ты выдержала, как тогда, в метель, ты решила бороться. Ты заложила сообщника, но ни слова не сказала о деньгах. Тебя ещё только вели в камеру в уродливой тюремной форме, с глазами, красными от слёз, но ты уже обдумывала, что будешь делать, когда вырвешься отсюда. Деньги надёжно спрятаны. Бывший сообщник сел надолго, он не помешает... Но это было не главное, главное - он, голубоглазый полицейский, любимый, ненавистный, человек, перевернувший твою жизнь, а затем разбивший её. О, он должен был поплатиться!
Да, у тебя было достаточно времени. Месть подают холодной, и десяти лет было вполне достаточно, чтобы как следует остыть. Ты мечтала сделать ему больно, так же больно, как он когда-то сделал тебе - разрушить его жизнь, отнять всё, что ему дорого, убить, засадить за решётку... А по ночам он снился тебе, но ни разу - ни разу! - тебе не привиделось, как он провожает тебя в участок, или как ты расправляешься с ним. Нет, тебе снились его глаза, его губы, его руки, такие нежные, тебе снилось, что он держит тебя в объятиях, что он любит тебя, а ты любишь его... Просыпаясь, ты его проклинала. Он преследовал тебя днём и ночью, достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть его, он не отпускал тебя, и это было худшим из мучений. Больше всего тебе хотелось перестать любить его, но даже ненависть не могла тебе в этом помочь. В конце концов ты выбрала самый совершенный план. Тебе мало было заставить его страдать - ты хотела его себе. Пусть он лишится всего, всего на свете. Пусть он потеряет друзей, доброе имя, пусть он будет вынужден нарушить свой драгоценный долг! И уж потом - потом он бы навсегда был бы твоим. Мысль об этом была такой сладкой... Конечно, ты не могла предвидеть всего. Ты не знала даже, помнит ли он тебя. Ты не знала, где он и чем занимается. Но после десяти лет ожидания ты могла потратить некоторое время на сбор информации и корректировку планов. Ты узнала, что он работает в Чикаго. Твоя сестра погибла - и ты хладнокровно воспользовалась этим, выдав себя за неё. Ты получила немалое удовольствие, когда поджигала его хижину, спрятав в ней украденные деньги. Ты узнала, что твой бывший сообщник сбежал, но это тоже успешно вписывалось в твой план. Ты была полна решимости. Всё работало тебе на руку.
Казалось, всё складывалось ещё удачнее, чем планировалось - только столкнувшись с ним в дверях, ты сразу почувствовала это. Он был старше и ещё красивее, и он смотрел на тебя такими глазами, точно все эти десять лет думал только о тебе. Это было даже мило. Он смущался. Он чувствовал себя виноватым. Он улыбался так, что внутри всё замирало. Он жил в дурацкой маленькой квартире со своим волком. У него не было даже запасных тарелок, зато было множество свечей. Вы провели чудный романтический вечер, и всё было прекрасно, даже немой телевизор, и ты улыбалась, глядя на него, улыбалась, почти жалея о своём желании его уничтожить... Но всё равно, всё это было частью плана.
Он вёл себя, как джентльмен, так что тебе пришлось даже проявить инициативу... Как он был глуп! Неужели правда верил, что ты простила его? О да, ты была готова, ты почти была согласна простить его в эту ночь, в эту сказочную ночь исполнения твоих желаний, но всё же, когда он уснул, ты встала, чтобы избавиться от своих отпечатков в его квартире и спрятать в его бумажник несколько краденых купюр. Слишком долго тянулись эти десять лет, слишком много было ненависти, отчаяния, желания отомстить... Ты знала, что выполнишь задуманное. Но... Ведь можно было подождать с этим ещё немного?
Его друг был кстати - удалось украсть пистолет, волка ты подстрелила, чтобы не мешал - и чтобы свалить вину на своего старого знакомого. Тот тоже был кстати. Совершенный план - избавиться от бывшего сообщника и одновременно бросить подозрение на твоего прекрасного полицейского. Ты даже сама призналась ему в убийстве. Он клялся защищать тебя, подумать только! И при этом советовал сделать признание. Честный идиот. Он и представления не имел, что ты планировала с ним сделать - что ты уже сделала. Его отпечатки на пистолете, краденные деньги в его бумажнике, ключ от сейфа в доме его приятеля-копа... Он был на крючке. Ему некуда было деваться. О, как ты торжествовала! Он выглядел таким несчастным, когда ты раскрыла свои карты. Он выглядел убитым. Ты могла бы наслаждаться и дольше, но твой план не был закончен - ты хотела сделать его сообщником, чтобы ему некуда было отступать, некуда деваться от тебя. Но он оказался таким упрямым! Ты ненавидела его за это. Почему, почему он не мог просто согласиться уйти с тобой! Почему и тогда, когда ты сломала его жизнь, загнала в тупик, он всё ещё продолжал сопротивляться, продолжал говорить о своём долге, продолжал, несмотря на то, что любил тебя, да любил, ты знала это, но всё равно хотел остановить, проклятый полицейский! Ты ненавидела его за его чёртову принципиальность, за его ненормальную самоотверженность, за то, что он был готов умереть, но не нарушить своих дурацких правил, о, ну почему он был таким! Он избежал твоих ловушек, он нашёл подброшенный ключ, он вывел на тебя полицию, но всё ещё можно было спасти, ещё можно было исправить, если бы он согласился поехать с тобой! К чёрту деньги, он нужен был тебе, он! И, вскочив на подножку, ты протянула ему руку, а он стоял на платформе, а ты звала, и поезд тронулся, увозя тебя прочь, и подоспела полиция, а ты звала, и он не выдержал и побежал за поездом, и, казалось, он успел бы, он почти успел, схватил тебя за руку и вскочил в вагон, чтобы уехать вместе с тобой, ты это знала, чтобы уехать вместе с тобой, когда выстрел прозвучал, выстрел, предназначенный, конечно не ему - тебе... ...Ты плакала, скорчившись на полу в грязном тамбуре, ты плакала, потому что не оставалось ничего больше, кроме того, чтобы плакать. Стучали колёса, увозя тебя - Бог весть куда! Это не имело значения. Не было больше ничего, тебя видели, тебя объявят в розыск, и придётся покинуть страну, скрываться, и нет больше денег, дурацких денег, с которых всё началось, нет алмазов, с помощью которых ты хотела начать новую жизнь, ты всё потеряла, всё, всё... Но не это было важно, не поэтому ты плакала, задыхаясь от отчаяния. Он, он оставался там, позади, на перроне, навсегда покинутом, и никогда, никогда в жизни ты уже не узнаешь, жив ли он, или умер, никогда...

---

Призраки - фанфик по Weiss Kreuz

[Реати: творчество]

Если закрыть глаза, очень легко представить его себе: отросшие волосы, падающие на глаза, мрачный усталый взгляд. Сакура не знает, что так притягивало её в этом взгляде. Казалось, это стена, за которой прячется что-то совсем другое, неизвестное. Может быть, страшное, а может быть... Сакура знает лишь часть из того, что ему пришлось пережить, знает и не винит его ни в чём. Если закрыть глаза, можно почувствовать тёплое прикосновение и услышать совсем не те холодные слова, а другие. Настоящие, слова, обещающие доверие. Он обещал рассказать ей всё когда-то. Как это ни печально, он не всегда сдерживает обещания.
В цветочном магазине пусто без него и его друзей. Иногда Сакура спускается в подвал, где всё накрыто от пыли простынями. Стоит ненужное оборудование... она неуверенно протягивает руку, но не решается ничего трогать. Здесь был какой-то их мир, другая, тайная жизнь, которую Сакура видела лишь мельком. А в магазине, кроме неизменной старушки с котом, обитает удивительное создание: двойник Сакуры, бывшая спящая красавица - его сестра. Ая-тян неумело пересаживает цветы, и смеется над собственной неловкостью, и испуганно грустнеет при мысли о брате. На столе стоит фотография в рамке, и от этой фотографии ещё печальней, ведь изображённых на ней больше нет здесь. А в магазин теперь реже заглядывают школьницы, зато бывает, заходят парни, и некоторые из них даже симпатичные. У Аи-тян много новых друзей. Но Сакура знает: если она закроет глаза, то непременно увидит его. Он всё ещё здесь, в её сердце, и, пока он здесь, никто другой не займёт его место.
Чтобы не думать о наболевшем, девушка старается погрузиться в учёбу. Учителя говорят, что с её способностями она вполне может поступить в престижный университет. Сакура зубрит уроки, чтобы отвлечься, но он всё равно возвращается. Точно призрак...
Иногда ей в голову приходят мысли, после которых ни за что не заснёшь, или есть все шансы, что приснится он. Стремительно рушащийся маяк, проваливающуюся крышу, грохочущие камни и крестообразный след на воде Сакура помнит так, словно всё это было вчера. И всё равно думается - ведь могли они выжить? Неведомым чудом, счастливой случайностью... после таких мыслей она подолгу смотрит в окно - то самое окно, в котором однажды появился он и сказал, что ему не к кому обратиться кроме неё. Как бы ей хотелось, чтобы он появился снова и сказал... сказал... что-нибудь, что угодно, чтобы только услышать его голос и увидеть - пускай холодный - взгляд! Но слишком долго смотреть нельзя, иначе и впрямь начнёт что-то мерещиться. Сакура не знает почему, но с той самой ночи, когда её тело ломала неведомая сила, не предназначенная для неё, ей порой видится что-то странное... нет, она не сходит с ума, конечно нет, с чего бы! Но окно лучше закрыть, чтобы не колыхалась занавеска и не приходили воспоминания, до того яркие, что больно глазам...
После школы забежать к Ае-тян, помочь по магазину - одной девушке со слабым здоровьем со всем справиться труднее, чем четырём парням. Ая-тян жалуется порой, что не очень хорошо видит одним глазом, и правая рука её плохо слушается. С травмами мозга шутки плохи, и ей лучше не перенапрягаться. А потом можно поболтать о том, о сём, прогуляться, или вместе посмотреть телевизор. В новостях рассказывают обо всяких ужасах - хоть на улицу не выходи. Но Сакура и сама не любит гулять под вечер. В сумерках мерещится всякое... со спины нетрудно принять одного человека за другого, но раньше она не замечала в Токио столько людей, похожих на него. Воображение разыгралось, твердит себе Сакура. Если смотреть в темноту, корявое дерево можно принять за силуэт человека с катаной. И даже профиль, как у него, только волосы длиннее - интересно, как смотрелся бы Ая-сан с длинными волосами? Иногда ей мерещится его голос, но это конечно, смешно.
Иногда Ая-тян ходит на кладбище - это грустные дни. Обе девушки не знают, что на самом деле случилось с родителями брата и сестры, но, наверное, что-то страшное, раз Ая-сан решил стать убийцей... Ая-тян плохо помнит тот день - у неё вообще случаются иногда провалы в памяти. Кажется, брат купил ей серёжки. Золотые палочки, Сакура помнит, что одну такую серьгу носил Ая-сан, а где вторая - неизвестно, наверное, потерялась. На кладбище Ая-тян сидит нахохлившись, как маленькая птичка. В профиль она похожа на брата, даже чёлка так же падает на глаза. Только волосы другого цвета. И в тишине Сакура молится - чтобы он оказался жив, чтобы он вернулся, хотя бы только ради сестры, ведь он всегда возвращался к сестре, ведь не было больше никого, кого бы он так любил. Сакура не надеется, но смотреть на печальную подругу так грустно... ветер здесь пахнет пылью и смертью. Сакуре хочется плакать, но она улыбается Ае-тян, чтобы той не было так тяжело. Ей не хочется говорить, что порой чудится знакомый силуэт возле дерева - ведь это только кажется, ведь если бы это правда был он, то подошёл бы к сестре? Сакура боится проверять: она уже знает, что, приблизившись, не обнаружит ничего кроме ветра.
Кажется, Ае-тян нравится продавать цветы - это хорошо, потому что другой работы ей сейчас не найти. Она ходит в вечернюю школу, потому что много пропустила. В её воспоминаниях брат был моложе на два года и совсем не такой мрачный, как помнит Сакура. Ая-тян расспрашивает о брате, но Сакура боится говорить всё. Она помнит звук падающего тела и цвет крови, вытекающей на освещённую сцену. Она помнит, каков на ощупь холодный тяжёлый пистолет, направленный в сердце любимого человека. Она не знает, можно ли рассказывать о таких вещах? Что если он был бы против?
Иногда всё-таки кажется, что он жив. Ае-тян кто-то прислал неподписанную открытку на день рождения - открытку с надписью: "сестрёнке". Ая-тян плакала, а Сакура ходила на берег - смотреть на холодную воду в том месте, где некогда остался след в виде креста. Сейчас там только редкие обломки. Если оттуда можно было выбраться - почему он не пришёл? Или он только призрак... он обещал вернуться - точно как в прошлый раз. Иногда Сакуре кажется, что она одна во всём виновата.
Тёмная фигура в плаще у ограды... Сакура вздрагивает, но это всего лишь какой-то гуляющий незнакомец. Он улыбается девушке, но она торопливо проходит мимо. Ая-сан улыбался редко, наверное, ему было очень тяжело и одиноко. Он всегда говорил о себе ужасные вещи: "Я убийца", "Я недостоин любви"... он - и недостоин? Он несколько раз спас ей жизнь! Это неправда - то, что он думает о себе, она чувствует, она знает, что это неправда. Но, наверное, ей никогда больше не увидеть его.
Иногда снятся кошмары - особенно часто та ночь. Шварц, жестоко усмехающийся Шульдих, погрузивший её в какой-то транс, ритуал, ломающий кости, переплавляющий плоть, отравляющий насквозь чем-то горячим, как огонь... вспоминать - страшно. Но он пришёл и снова спас её. Хотя она стреляла в него, хотя она так надоела ему, наверное. Он не сердился на неё, и больше всего ей хотелось увидеть его глаза - если он жив...
Однажды Сюи-тян, одноклассница Сакуры, сказала, что была в Киото и видела там четырёх парней, продававших цветы с трейлера. На выходных девушка отпросилась съездить туда вместе с Аей-тян. Но ни трейлера, ни цветочников девушки так и не нашли, хотя их точно кто-то видел. Ещё один призрак? На обратном пути Ая-тян сидела очень задумчивая. Сакура заснула, ей снился сон про Аю-сана в Киото, и сон был плохой. Она не помнила, почему, но что-то плохое там точно было.
Иногда по вечерам она опять слушает новости. Там говорят о загадочных убийствах, и девушка порой ловит себя на мысли, что пытается угадать, не связано ли это как-то с Аей-саном. Потом начинают говорить о трупах зверски замученных девушек, и Сакура выключает телевизор - это, конечно, не имеет отношения к нему. В последнее время ей всё больше кажется, что он жив. Должно быть, потому что снится слишком часто. Почему-то снится с длинными волосами и в белом. Неужели она забывает его?
А четырёх цветочников видели и в других местах, но всё, что девушкам удаётся найти, - это пару сломанных цветков на том месте, где стоял трейлер. Иногда кажется, что это тоже сон. Иногда кажется даже, что Аи-сана не было вовсе, что он ей приснился. Ведь правда же, таких, как он больше нет, таких просто не бывает... а Ая-тян сказала, что ей кто-то присылает деньги. Невидимый призрак, не желающий показывать лица... иногда становится жутко. Но он жив, он без сомнения жив, потому что две девушки, видевшие цветочный трейлер, описали его совершенно точно. Только волосы длинные.
Но если жив - почему он не вернётся? Когда у Сакуры бессонница, она много думает. Ая-тян любит его и скучает... почему он не вернётся? Потому что "недостоин любви"? Но это же неправда, это совсем не так, и если к Сакуре он может быть равнодушным, то ведь Ая-тян - его сестра! Он всегда будет достоин её любви, что бы ни совершил, ведь он её брат!
А год между те подходит к концу - и Сакуре надо выбрать, куда она будет поступать. Было бы здорово, если бы она могла учиться во Франции, но это так далеко... это значит, отказаться от малейшей надежды... навсегда...
Жалко бросать Аю-тян. Сакура привязалась к ней. Ещё бессознательной - когда в страхе ждала восхода в больнице в ту ночь, когда город заполонили войска; когда спасала её для её брата. Ае-тян будет одиноко одной. Хотя она легко заводит друзей. Быть может, правда уехать... подальше от привидений, которые мешают спать.
Хотя снится он всё реже. Хороший знак. Может статься, она забудет его... хотя, наверное, нет, никогда. Но хотя бы разлюбит. Потому что страшно любить безответно, что живого, что мёртвого, а надежды больше не осталось... надо уехать.
Уже сидя в самолёте, попрощавшись с подругой и пообещав писать, Сакура замечает внизу чей-то силуэт похожий на... она торопливо отворачивается. Это всё воображение, его здесь быть не может. Ей не на что надеяться. Ей нужно найти в себе силы уехать от призраков, которые держат здесь. А если он не призрак - пусть вернётся к сестре, ей он нужнее. У Аи-тян никого больше нет на свете. Пусть только вернётся к сестре... Сакура сама не замечает, что плачет, но это и неважно. Во Франции призраков не будет - это она знает точно. Она только надеется, что своё сердце довезёт туда целым, не потеряв ни кусочка по дороге.

---

[Реати]

черновик

«Шайка» - так звали компактный персональный космолёт класса «Бабочка» серии ШК-85 – ювелирно приземлилась точно посреди круглой посадочной площадки, повернулась вокруг своей оси и с шипением выпустила ленту трапа. Вакуумные двери стыковочного отсека раздвинулись, и во влажную после дождя атмосферу Сентина высунулась стриженная женская голова. Её обладательница окинула площадку скептическим взглядом, принюхалась и громко чихнула.
- Приехали! – объявила она. – Дом, милый дом. Такой же ароматный, как обычно. Я уж было соскучилась.
Это была высокая девушка в обычном лётном комбинезоне. Ничего особенного в ней не было, кроме тяжёлого бластера усовершенствованной модели, многозначительно болтающегося на ремне через плечо. Впрочем, на Сентине оружием трудно было кого-либо удивить.
Девушку звали Джосли.
- Фланн! – окликнула она кого-то в корабле. – Ну что, ты со мной идёшь? Не знаю, как ты, а я собираюсь слегка расслабиться.
- А диспетчера ты поискать не собираешься? – мрачно осведомился светловолосый взъерошенный парень, вслед за ней возникнув у трапа и с кислым видом выглянув наружу. Он был невысок, тощ и небрит. На виске возле правого уха у него виднелась круглая серебристая блямба. – Приземление там зарегистрировать, как все люди делают?
- Эй! – Джосли замахала рукой у него перед носом. – Ау, проснись, умник! Тут это необязательно! Мы на Сентине! Никаких властей, никаких обязанностей, никаких регистраций! – она сбежала по трапу вниз, раскинула руки, словно потягиваясь или пытаясь обнять весь мир. – Свобода!
Фланн её воодушевления не разделял. У него было своё мнение о том, как всё должно работать. Отсутствие регистрации в частности означало, что никто не будет отвечать, если с «Шайкой» вдруг что случится. Но в одном Джосли была права – они были на Сентине, а значит, ничто не будет работать по правилам. Он вздохнул:
- Хватит дурью маяться. Помоги тогда уж охранную систему что ли настроить.
- А самому слабо что ли? – удивилась Джосли, оборачиваясь. Он мрачно щёлкнул пальцем по блямбе:
- У меня подключение к ИМКе второй день глючит. Видать порт расшатался. Подключайся ты, а я тебе коды надиктую.
Джосли пожала плечами и пошла в рубку управления - помогать.
"Шайка" была стандартным курьерским кораблём с полунейронным управлением. Это значило, что в полёте от пилота требовалось только нажимать на кнопочки и посылать внешние сигналы, а вот для команд с высоким уровнем защиты необходимо было прямое подключение к индивидуальному микрокомпьютеру. Часть информации считывалась прямо из мозга оператора, что значительно снижало вероятность несанкционированного доступа.
Джосли провела по голове ладонью, посылая мысленный сигнал. Крошечная точка на затылке над самой шеей увеличилась, раздвигая кожу, и превратилась в небольшой округлый разъём для электронного подключения. Крохотный компьютер, имплантированный в голову - ИМКа, как их обычно называли - позволял соединяться с большей частью нейроуправляемых технологий. Хотя если бы кто спросил Джосли, она бы заметила, что втыкать штекер в голову - не самое приятное на свете.
С другой стороны, все постоянно это делают.
Пока Фланн диктовал ей охранные коды, а Джосли программировала защиту, снаружи на площадке появился ещё один человек. Он был довольно молод, темноволос, одет в потёртую куртку и штаны со множеством карманов. На его лице играла беспечная улыбка вкупе с выражением лёгкого любопытства. Казалось, он просто прогуливается, хотя атмосфера района доков не слишком подходила для любителей дышать свежим воздухом. На "Шайку" незнакомец посмотрел с явным интересом. Затем облокотился на парапет, отделяющий площадку от окружающего её жалкого газончика с чахлой травой, достал из кармана небольшой пакет с зелёными крекерами и стал ждать.
Ждать ему пришлось недолго. Он не успел сгрызть и половину крекеров, когда Джосли снова появилась у выхода и вытаращилась на незнакомца, как на взрыв сверхновой.
- Чтоб мне сгореть, - обалдело выдавила она. - Рикард Грасс?!!
Незнакомец ухмылнулся и отсалютовал пакетом. Джосли потрясённо выдохнула. Она знала этого парня. Все знали этого парня. На Периферии о нём ходили легенды, одна невероятнее другой. В Федерации легенд было извстно меньше, зато внешняя сеть полнилась его изображениями с подписью: "Разыскивается".
Джосли знала людей, которые видели Рикарда живьём. Говорили, он чаще бывает на Сентине, Тауриги и Фелсе, чем где-либо ещё. Но самой встречаться со знаменитым пиратом ей ещё не доводилось.
- Э... - сказала она. - Здрасьте.
- Привет, - дружелюбно отозвался Грасс. - Это твой корабль, красавица?
Джосли насупилась. Она не любила комплименты.
- Меня зовут Джослин Уондер, - сообщила она. - А не "красавица".
- Как пожелаете, госпожа Уондер, - Грасс шутливо раскланялся. Она фыркнула, сбегая по трапу:
- Просто Джосли. И это не мой корабль... То есть, формально он не мой, он принадлежит моему другу. А что?
- О, я просто... - он прервался и помахал Фланну, с кислой рожей выходящему из корабля. Тот сначала не заметил, остановившись проверить, чтобы закрылись двери стыковочного отсека, потом заметил и недоумённо заморгал. И лишь несколько секунд спустя, его глаза изумлённо расширились.
- Ого, - выдал Фланн. - Ничего себе, какие люди в наших краях...
Грасс развёл руками, обезоруживающе улыбаясь. Для парня. за которым гоняется галактическая полиция, он выглядел на удивление беспечным. Джосли у него даже оружия не заметила (хотя это, конечно, не значило, что его не было).
- Рикард Грасс, - представился он, протягивая руку. - Тот самый, да. Ну, вы знаете.
- Фланн Этвуд, - пробормотал Фланн, растеряно отвечая на рукопожатие.
- Здорово. Фланн, - кивнул Грасс. - Так это твой корабль?
Фланн бросил быстрый взгляд на Джосли. Она поспешила влезть:
- Строго говоря, это наш корабль. Потому что мы партнёры. Но по документам он Фланна.
- О, ну это не столь уж важно, - беспечно заметил Грасс и кинул в рот очередной крекер. - Насколько я могу видеть, это малый курьер "Бабочка" серии ШК?
- Да, а с чего это вы им так заинтересовались? - подозрительно уточнил Фланн. Несмотря на фамильярное "тыканье" Грасса, у него самого не хватало духу ответить тем же. Тот снова разулыбался:
- О, всего лишь любопытство... хотя, возможно, и не всего лишь, - он подмигнул. - Возможно, у меня деловое предложение. Я о вас, ребята, кое-что слышал. Говорят, вы занимаетесь... деликатными делами.
Тут уже и Джосли сделалась подозрительной:
- Мы не занимаемся пиратством, и мы не киллеры, - на всякий случай, уточнила она. Подумала секунду и с нажимом добавила. - И мы не занимаемся ничем, из-за чего могут быть проблемы с Федерацией. Мы периферийные ребята.
- Ради всего святого! - Грасс примиряюще поднял руки. - Я не собирался предлагать ничего такого. Одна маленькая перевозка. Никаких федеральных планет. Никаких стычек. Просто сделайте всё тихо и чтобы никто не узнал, что было у вас на борту. Кто заподозрит эту мирную маленькую "Бабочку"?
Джосли и Фланн переглянулись. Потом Фланн осторожно заметил:
- Здесь не слишком-то удобно обсуждать дела... и потом, мы с Джосли собирались устроить себе небольшой отпуск.
Грасс слегка сощурился:
- Я не тороплюсь... пока. Как насчёт увидеться чуть позже, скажем, у Танду? Вы ведь знаете заведение Танду?
- Мы даже его самого знаем, - сказала Джосли. - Так и быть, но учти, мы ещё не согласились... красавчик.
У неё с фамильярностью как раз проблем не возникало. Грасс ухмыльнулся.
- Я думаю, - проникновенно сказал он, - вы согласитесь.

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Реати]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Фанфик по "Робину из Шервуда"

[Реати]

черновик

1.
Тело Робин Гуда по приказу шерифа было доставлено в Ноттингемский замок. Оно лежало на полу, а Гай Гисборн молча разглядывал его со странной смесью торжества, брезгливого отвращения и смутной тревоги.
Узнать его было невозможно. Шериф сказал, что его расстреляли в упор из арбалетов – должно быть, мечи поработали позже, когда разбойник был уже мёртв. Слишком долго это отродье хозяйничало в Шервуде, слишком много страху натерпелись честные солдаты от недобитка из Локсли. Гисборн удивился бы, если бы над телом не поглумились… И всё-таки он испытывал некое подобие суеверного ужаса, глядя на то, что осталось от знаменитого Робин Гуда…
- Никак не налюбуешься? – де Рено был резок и язвителен, как всегда, хотя его лицо хранило тень озабоченности. – Как видишь, даже если мы повесим его голову на воротах Ноттингема, толку от этого будет мало.
- Что вы будете делать с трупом, милорд? – задумчиво спросил Гисборн, не в силах отвести взгляда от изуродованного тела.
- Устрою пышные похороны! – шериф фыркнул и закатил глаза. – Велю показать народу, а после – брошу псам, разумеется, Гисборн! Что ещё с ним делать? Мне не нужна здесь эта падаль. Надо было бросить её там, где умер этот ублюдок, но простонародье и без того распускает слухи, что он жив.
Гисборн пожал плечами. Он сам ничего не мог с собой поделать: видя тело своими глазами, он, в глубине души, всё ещё не верил, что его враг мёртв. Изуродованное лицо, волосы в запёкшейся крови, переломанные кости – только что в куски не изрубили… Глаза отказывались видеть в этой жалкой падали ненавистного разбойника, а разум отказывался верить, что с тем покончено.
- Черти б тебя взяли, Гисборн, это он! – не выдержал шериф. – Это он, и я видел, как он умер, своими глазами! Поэтому прекрати заниматься ерундой, меня сейчас куда больше волнуют другие дела! Почему бы тебе не попытаться выловить остальных разбойников, раз уж ты их упустил?
- Милорд, я…
- Только не начинай оправдываться в двадцатый раз!
- Вы тоже там были, милорд! – обиделся Гисборн. – Если бы не тот тип в капюшоне, который меня ранил…
- Да-да, я знаю! – де Рено раздражённо махнул рукой. – В общем, займись делом. А с этим, - он поморщился, бросив взгляд на тело, - мы разберёмся завтра. Народ должен уяснить раз и навсегда, как кончают бунтари и преступники. Я хочу выжечь эту заразу раз и навсегда!
Гисборн молча наклонил голову, бросив на тело последний взгляд. Его сердце тревожно стукнуло. Он ни за что на свете бы в этом не признался, но он и сам не мог понять, почему даже мёртвое тело Робин Гуда вызывает у него необъяснимый страх…
2.
Ночью Гисборн спал беспокойно. Это было глупо, он сам сознавал, уж когда бы ему и заснуть с чистой совестью, как не после смерти ненавистного мерзавца? В голову лезли дурацкие мысли. В конце концов, он решил что во всём виновато проклятое тело. Почему было не избавиться от него ещё вчера? Мысль о том, что оно находится где-то в замке. не давала Гаю покоя. Он обозвал себя идиотом. Он никогда не был суеверным и не верил в бабушкины сказки о ходячих мертвецах… С другой стороны, он их видел. А ещё он видел крестьянского бога с оленьими рогами и деревья, сводящие с ума, и слышал, как они звали его по имени… И, что ни говори, а в существовании всяческой чертовщины убедился на собственном опыте.
В конце концов, вреда не будет, если он встанет и сходит посмотреть. Конечно, о его страхах всем знать необязательно, но, если что, он может сказать, что просто проверял, не заснула ли стража. Да и кто возьмётся его спрашивать, чёрт побери!
Окончательно решившись, он встал, накинул что-то из одежды, взял свечу и вышел в полутёмный коридор. В спящем замке всё было спокойно. Зевающие часовые при появлении Гая быстро выпрямились, приветствуя его, он слегка кивнул. Ничто не предвещало неприятностей, никакие привидения по коридорам не бродили, вдобавок, Гисборн взбодрился, и собственная мнительность уже казалась ему смешной. Тем не менее, раз уж встал, Гай собирался всё же выполнить своё намерение и посмотреть ещё раз на тело мёртвого разбойника.
Его бросили возле темницы – большего бродяга не стоит! – и на всякий случай приставили стеречь тело двоих солдат. Которые сейчас самым наглым образом дрыхли и на появление своего господина не отреагировали. Оскорблённый Гисборн собирался возмутиться этим обстоятельством, но тут его взгляд обнаружил нечто намного более возмутительное.
Тела на месте не было.
Его вообще не было. Как бы высоко Гисборн не поднимал свечу, её свет, как и тусклые отблески факелов, не позволял различить ничего, кроме голых камней. Гай расширил глаза и быстро оглянулся, внезапный страх льдом пробежал по жилам. Но вокруг было по-прежнему спокойно и темно, и в следующую секунду страх сменился яростью.
- Идиоты! – рявкнул Гисборн, с силой толкая одного из стражников. Оба немедленно проснулись и вскочили, по-совиному хлопая глазами.
- Идиоты! – придушенно повторил Гисборн. – Где он?! Куда подевался труп? Отвечайте!
- Э-э-э, сэр Гисборн, - один из солдат растерянно покосился на другого и замотал головой. – Я… Мы тут не это… Он здесь был только что, мы ничего не видели!
- Конечно, вы же заснули! – Гай бушевал. Ему хотелось всех переубивать, но в глубине его души затаился холод. «Он не мог пропасть сам, его кто-то забрал», - повторял про себя Гисборн, но всё равно ему было не по себе.
- Разбудите солдат! Обыщите замок! – бесновался он. – Возможно, он всё ещё где-то здесь! Да не стойте же, олухи!
Через минуту весь замок гудел, как улей. Гай с перекошенным лицом метался по коридорам. Там его и нашёл шериф, заспанный и злой:
- Что это ты тут устроил, Гисборн?! В замок вторглись враги, или тебе опять что-то не то в голову ударило?
- Милорд! – Гисборн вспыхнул. – Тело Робин Гуда пропало! Я подумал…
- Ясно. Он опять подумал. Ну и что, нашли что-нибудь?
- Нет, милорд, но…
- Значит, как обычно. И почему я уже не удивляюсь?
- Тут замешана какая-то… чертовщина, - задыхаясь, сказал Гисборн. – Кто мог пробраться сюда незамеченным? Робин Гуд всегда был связан с каким-то колдовством, и…
- Ой, только не начинай, Гисборн! – шериф закатил глаза. – Кто-то из его разбойников или их сторонников пробрался сюда и выкрал тело, чтобы его похоронить! Скоро тебе и в собственной спальне начнёт мерещиться колдовство.
- Но…
- Выспись, Гисборн. Может быть, это пойдёт тебе на пользу, хотя вряд ли. И я бы на твоём месте не забивал голову ерундой, а подумал, как так случилось, что кто-то незамеченным смог пробраться в Ноттингем.
- Я думаю об этом, милорд! – воскликнул Гай, краснея.
- Вот и отлично. Не беспокойся, этот Робин Гуд, - шериф буквально выплюнул его имя, – не Иисус Христос, и не воскреснет, сколько бы последователей не рыдало вокруг его гроба.
- Да, милорд, - Гисборн опустил голову. Шериф рассуждал здраво, но согласиться с ним не получалось – тревога продолжала метаться в душе. Необъяснимая и дикая тревога… Гай крепко стиснул кулаки. Он узнает, кто – или что – стоит за всем этим, узнает, чего бы это ему не стоило!
3.
Впервые услышав о том, что человек в капюшоне вновь объявился в Шервуде, Гисборн ощутил смутное беспокойство, которое постарался немедленно отогнать. Во всём был виноват, конечно, этот молодой Хантингтон, недаром он Гаю сразу не понравился! Шериф в его вину не верил, а Гисборн верил упрямо, может быть, ещё и потому, что так было спокойнее и проще. В конце концов, лошадь у разбойника определённо была та самая! А де Рено Гисборна просто недооценивает, вот и не слушает умных мыслей. Гай был готов поклясться – тот ещё об этом пожалеет!
Когда Хантингтон – вот наглец! – объявился в Ноттингеме собственной персоной и стал рассказывать байки о том, что его ограбил Робин Гуд, и даже предложил план по поимке дерзкого разбойника, Гай испытал ещё большее раздражение, чем при первой встрече. Хотя поначалу почти поверил. И зря, зря! Мерзавец их обдурил! Жаль, не удалось его убить… И всё таки, убедившись, что Хантингтон и есть новый преемник Робин Гуда, Гисборн, помимо злорадного удовлетворения – он оказался прав! – испытал ещё и смутное облегчение. Графский сынок пошёл в разбойники… Должно быть, Хантингтон головой ударился о какое-нибудь там священное дерево Хёрна (при этой мысли Гисборн ёжился) – другого объяснения подобной дури выдумать не удавалось. И всё же, это было куда лучше мыслей о всяких призраках и прочих мертвецах. Гай не был трусом – вовсе нет! Но подобные колдовские штучки его пугали, и это бесило до крайности.
Конечно, оставался ещё исчезнувший труп, при мысли о котором Гисборн начинал чувствовать себя не в своей тарелке. Но чем дальше, тем реже он об этом вспоминал. Хватало забот из-за проклятого Хантингона – чтоб ему провалиться! – а вспоминать о давным-давно издохшем выродке из Локсли было смешно. Туда ему и дорога.
4.
Тот день начинался неудачно, хотя – надо признать, а куда денешься? – довольно обыкновенно. Всё началось с того, что какого-то вельможу обчистили по дороге в Ноттингем пресловутые разбойники, и в результате он ворвался в замок с громкими возмущёнными воплями и обвинениями в адрес шерифа. Тот какое-то время терпел, а потом сам наорал на Гисборна и отправил его прочёсывать лес. Будто надеялся, что от этого будет толк! Давно уже и дураку ясно, что эти ненавистные разбойники слишком хитры, чтобы их можно было выловить так просто. Нет, шериф наверняка хотел лишь пустить пыль в глаза, продемонстрировав своё рвение – а Гисборну приходилось отдуваться!
В результате Гай полдня ответственно трясся в седле, велев солдатам как следует поглядывать по сторонам и чувствуя себя полным дураком. Он бы не удивился, если бы обнаружилось, что Хантингтон со своей шайкой сейчас смотрит на них из каких-нибудь кустов и потешается – от этой мысли настроение портилось ещё сильнее. Но не это было самым худшим. В довершение всего хлынул ливень, да такой, что за два шага нечего нельзя было различить из-за серых холодных струй. Каких уж тут разбойников ловить! Нечего и удивляться, что в Ноттингем Гисборн возвращался насквозь промокший, в грязи по колено и злой, как чёрт.
Должно быть, в более благодушном настроении он и не глянул бы на грязного простолюдина, плетущегося по дороге к Шервуду. Но сейчас Гисборну только и хотелось сорвать на ком-нибудь злость, а незнакомец выглядел подозрительно. И что он забыл в лесу в такую погоду? Ливень утих, сменившись противным мелким дождиком, но тем не менее… Гисборн поднял руку, приказывая солдатам остановиться, а сам преградил незнакомцу дорогу:
- Стой!
Тот повиновался и замер столбом. Гисборн, морщась, оглядел его с ног до головы. Зрелище было жалкое. Грязный, заросший, лохматый, как большая часть этих смердов, он был к тому же очень бледен, а его лицо исполосовали старые шрамы. И выглядел он не то больным, не то пьяным. Всего лишь жалкая шваль…
- Назови своё имя! – высокомерно приказал Гисборн, глядя на незнакомца сверху вниз.
- Моё… имя?.. – хрипло переспросил тот, поднял голову и устремил на рыцаря мутноватый взгляд. Что-то в его глазах показалось Гаю неприятным, что-то, отчего ему стало не по себе. Он нетерпеливо взмахнул рукой:
- Твоё имя, смерд! Не заставляй меня спрашивать дважды!
- Имя… - глухо повторил незнакомец. Он вызывал у Гисборна всё большее раздражение. – Имя… у меня нет… у меня нет имени…
- Ты что же, издеваешься надо мной?! – вспылил Гай. Этот бродяга и впрямь говорил так, точно был пьян, или не в себе. Но в любом случае, Гисборн терпеть не мог, когда ему отказывались отвечать. – Ты разговариваешь с помощником шерифа, смерд. Если будешь дерзить, я прикажу тебя выпороть!
Незнакомец моргнул, на чернобородом лице появилось какое-то подобие осмысленности.
- Я… не помню… не знаю… - он сглотнул. – Господин сказал, у меня нет больше имени…
Гисборн раздражённо покривился, закатив глаза:
- Ты, видно, полоумный. Или притворяешься. Живо отвечай, куда ты направляешься и откуда. Мне некогда терять с тобой время!
Что-то в облике этого скота было такое, что вызывало смутное нехорошее беспокойство. Мысль о причине вертелась где-то на краю сознания, но её никак не удавалось поймать. Это злило, Гисборн не любил непонятностей. Может, правда высечь этого раба, легче станет…
- Мой господин, - заговорил незнакомец медленно – а глаз перед рыцарем не опускает, сволочь! – Мой господин приказал… убить человека…
- Так ты – убийца? – хмыкнул Гисборн, перебив, и окинул собеседника ещё одним презрительным взглядом. Тот даже на наёмника не тянул. Крестьяне порой выглядят приличнее… Хотя шрамы… Этот бродяга вполне может оказаться воином, несмотря на жалкое состояние. Только кого он собрался обмануть своими лохмотьями?
- Убить… человека… - продолжал незнакомец, точно и не слышал. – Называющего себя… сыном Хёрна.
Услышав эти слова, Гисборн вздрогнул и сжал поводья. Но тут же обозлился на себя за это и презрительно рассмеялся:
- Убить Робин Гуда? В одиночку? Да ты смеёшься надо мной! – он придержал слегка заволновавшуюся лошадь и фыркнул. – Ты и впрямь полоумный.
Незнакомец молчал, смотрел пустыми стеклянными глазами. Убить Робин Гуда, ха! Все люди шерифа вот уже сколько времени гоняются за этим чёртовым разбойником, а его собирается прикончить этот сумасшедший? Скорей уж он врёт… хотя зачем бы? Ложь можно бы выдумать и правдоподобней… Некая мысль продолжала вертеться на краю сознания, на давала покоя… Гисборн привстал на стременах:
- Кто послал тебя? – резко спросил он. – Кто твой господин, раб?
Губы безумца дрогнули. В глазах что-то промелькнуло:
- Я не… он осёкся и моргнул. – Мой господин… - он говорил точно через силу, с трудом выговаривая слова. – Мой господин… барон… барон де Беллем.
Гисборн дёрнулся и побледнел.
5.
«Поднимись! – приказал ему господин. – Поднимись и посмотри на меня!»
И он поднялся, хотя боль разрывала его изнутри. Острая боль, жгучая, царапающая, боль от которой немедленно хотелось зайтись в надрывном кашле.
«Ты никто, - говорил ему господин. – У тебя нет больше имени. У тебя ничего нет. Ты создан и существуешь только для одной цели – дабы служить и подчиняться тому, кто призвал тебя из царства теней. Ты мой.»
Так было, так будет. Он знал целую вечность – столько, сколько себя помнил. Но от вопроса об имени почему-то боль в груди вернулась снова.
Человек в синем плаще слишком много спрашивал. Человек в синем плаще казался смутно знакомым, и от этого тоже было больно…

- Де Беллем? – резко переспросил Гисборн, откинув голову назад и глядя собеседника сверху вниз, чтобы скрыть ненавистный страх. – Я давно не слышал о нём. Я полагал, он уехал из этих мест, - Гай посмотрел на странного незнакомца испытывающе, но тот молчал. Гисборн покривился. Может, барон и слуга Сатаны, или кто он там, но он сам выжил из ума, раз отправил такое безмозглое животное на охоту за Робин Гудом. Хотя…
Гисборн решил сменить тон, так, на всякий случай.
- Как же ты собираешься искать этого разбойника? – спросил он даже несколько снисходительно, давая знак солдатам чуть расступиться. Его собственная лошадь отчего-то нервничала. Слуга де Беллема чуть нахмурился, на мгновение опустил глаза, снова поднял, на его лице словно быстро промелькнула какая-то мысль.
- Я должен убить сына Хёрна, - произнёс он как-то не совсем уверенно. – Я… я найду его.
- Сэр Гисборн, - вмешался один из солдат. – Ведь это всего лишь безумный идиот… Почему бы вам не…
- Молчать! – рявкнул Гай. – Я сам разберусь!
Это нежеланное вмешательство окончательно утвердило Гисборна в мысли, которая зрела у него в голове. Де Беллем не дурак и, к тому же, колдун. Если он послал своего человека прикончить Робин Гуда… значит, он, по крайней мере, знает способ этого разбойника, если не убить, так хоть отыскать. А это уже подарок судьбы, которым грех не воспользоваться…
- Ты! – отрывисто обратился он к слуге барона (ну кто ж ему виноват, что он не называет своего имени?). – Неужели ты думаешь один одолеть Робин Гуда и всю его банду? Это просто смешно! Да они застрелят тебя, как зайца, прежде, чем ты успеешь опомниться!
Полоумный продолжал смотреть пустым взглядом. «Идиот! – выругался про себя Гисборн. – Он вообще понимает, что я говорю?!»
- Но тебе повезло, - продолжал рыцарь и самодовольно усмехнулся. – Я, как и ты, желаю смерти этому разбойнику. Мы могли бы помочь друг другу. Если ты найдёшь его – мои люди помогут тебе с ним расправиться.
Незнакомец наморщил лоб, точно раздумывая. Гисборн высокомерно глядел на него, уголки его губ кривились от нетерпения. На смерда хотелось прикрикнуть, чтобы соображал быстрее, но Гая останавливала мысль о колдуне. Вряд ли его слуга так же опасен, как он сам, но лезть на рожон всё же не стоит.
- Я должен убить сына Хёрна, - медленно произнёс тот – Гисборна перекосило – сколько можно повторять?! – Я должен убить его своими руками. Так надо… но… - он вдруг на секунду зажмурился и словно бы через силу сглотнул. – Но помощь… да… сын Хёрна – не один… - он вдруг уставился на Гисборна, точно впервые видел норманнского рыцаря.
- Если мы доберёмся до него, можешь убивать, сколько угодно, - передёрнул плечами Гисборн. – Я предпочёл бы увидеть его на виселице, но убить сразу будет надёжнее. Мёртвый разбойник стоит не дешевле живого – и уже не сбежит!
Слуга барона медленно кивнул:
- Я отведу вас к нему… - он запнулся.
- Называй меня «сэр Гисборн», - махнул рукой в кольчужной перчатке Гай, разворачивая лошадь. – Или «милорд».
- Я отведу вас к нему, милорд, - без выражения повторил тот. И снова взгляд, от которого рыцаря всего пробрала дрожь. Как будто он видел уже где-то эти глаза, но где… да ещё лошадь недовольно фыркала, а к ней присоединились кони остальных.
- Разворачивайтесь! – велел Гисборн. – Продолжим охоту!
Погода была по-прежнему мерзкой, зато хоть настроение улучшилось. Если этот оборванец и впрямь способен отыскать в лесу разбойника… шерифа ждёт приятный сюрприз. Вот только где-то в глубине души продолжал шевелиться непонятный червячок тревоги. Гай велел ему заткнуться. Не хватало беспокоиться из-за всякой чепухи…
6.
День был сырой, хмурый и очень сонный. Марион проснулась поздно, выбралась из-под навеса из веток и шкур и, поплотнее закутавшись в тёплый плащ, ушла на берег реки. Там было холодно и туманно, и женщина села возле корней большого дерева, тоскливо нахохлившись и обхватив себя руками. Там её, час спустя, нашёл Роберт.
- Что-то случилось? – спросил он. – Марион…
- Что? – она вздрогнула, поднимая голову. – Нет, ничего, Робин… плохой сон приснился.
- Расскажи, - он сел рядом, заглядывая в глаза. Марион с грустной улыбкой покачала головой. Он был хороший, Роберт, очень хороший, правда…
- Так, - сказала она. – Кое-что о… прошлом.
Когда-то давно она решила не называть больше «прошлое» по имени, так было легче – и справедливее по отношению к Роберту. Он же ни в чём не виноват. Так получилось. Зачем напоминать, что жизнь, которую он избрал, прежде принадлежала другому, и этот другой…
- Извини, - Роберт чуть отодвинулся. Как бы она хотела полюбить его! Правда, хотела. Он того заслуживал. Он добрый, честный, смелый, он пошёл на такие жертвы, но всё равно, всё равно не тот… как объяснить сердцу, что «того» больше не будет никогда?
- Не извиняйся, - тихо сказала она, поднимая голову и прислушиваясь к шелесту дождя по воде. – Не за что. Погода сегодня такая – только грустить… - Марион виновато улыбнулась. – Надо приготовить завтрак. Пусть Тук поспит подольше.
- Помочь? – усмехнулся Роберт.
- Граф Хантингтон умеет готовить? – сощурилась Марион. Он состроил возмущённую физиономию. Она засмеялась. Возникшая было тонкая стена отчуждения была разбита. И всё равно где-то глубоко внутри она чувствовала непонятную вину – то ли перед Робертом, который так искренне любил её, то ли… она солгала, сон был хороший. Невозможно счастливый сон. Там был любимый, там был тот, кого она хотела и боялась забыть уже так долго, он был жив, счастлив и смеялся. И, как всегда после таких снов, по пробуждении хотелось выть волчицей. Он не позволил ей остаться с ним, там, на холме, он велел ей жить, зачем, зачем… «Если ты хочешь, чтобы я жила, Робин, зачем же ты снишься мне столько времени?»
- Что мы сегодня будем делать? – спросила она весело. Роберт пожал плечами:
- Раздадим крестьянам деньги, которые вчера добыли. Скажи ведь, удачно вышло?
- Этот человек был явно не местный, - с улыбкой покачала головой Марион. – Не то не рискнул бы так беспечно ехать через Шервуд. Боюсь, он побежит к шерифу…
- Подумаешь! – отмахнулся Роберт. – Шерифа я ещё не боялся…
- Ты не слишком ли самоуверен? – усмехнулась Марион. Он фыркнул:
- Дай мне котелок… Нет, шериф ничего нам не сделает. На его месте я бы давно привык. Да и вообще – он нас, конечно, пытается ловить, но в последнее время всё реже и реже. Наверное, смирился с тем, что это ему не по силам!
Марион покачала головой. Роберт, конечно, шутил… но она знала де Рено гораздо дольше него. С того вполне станется выждать время – а потом нанести неожиданный коварный удар.
Глупо, конечно, каждый день сидеть и трястись от страха, но мальчишеская беспечность Роберта ей не нравилась.
7.
«Колдовство должно быть завершено, - сказал ему господин. – Прежний сын Хёрна должен убить нового. Возьми этот кинжал».
Рукоятка обжигала холодом, как будто была сделана изо льда.
«Ты пойдёшь в Шервудский лес, найдёшь человека, зовущего себя сыном Хёрна. Ты убьёшь его этим кинжалом. Так должно быть».
Мутными проблесками перед глазами – лицо. Светлые волосы, открытая улыбка. Длинный лук натянут, и тетива почти касается щеки…
«Я верну тебе часть твоей воли, чтобы ты мог выполнить предначертанное. Но помни – он должен умереть от твоей руки. Тогда круг замкнётся. Тогда ты станешь свободен».
«Свободен?» - слово вырвалось само, и он впервые услышал собственный хриплый голос. В тот же миг в грудь раздирающими когтями впилась знакомая боль, он упал на колени, содрогаясь от страшного кашля. Почернело перед глазами, и во рту появился вкус крови. Боль была неистовой, рвала и терзала… сво… боден?..

Мокрый и сырой лес был противен, и никакой энтузиазм не мог этого исправить. Любопытно, как этот сумасшедший оборванец собирается искать разбойников? С помощью какого-нибудь колдовства? Гисборну захотелось поёжиться, но он только выпрямился. Слуга де Беллема пока что шёл по дороге впереди отряда, то и дело замирая и к чему-то прислушиваясь. Рыцарь уже даже начинал жалеть о своём решении. Что если этот полоумный и впрямь не соображает, что делает? Заведёт ещё куда-нибудь… Гисборн утешался мыслью, что в таком случае его с чистой совестью можно будет выпороть.
Походка этого типа Гаю не нравилась. Непонятно почему. Тот двигался, как… как… как охотник, как лесной житель. Воины, привыкшие драться в строю, ходят иначе. И крестьяне тоже. Недоверчиво глядя в лохматый чёрный затылок, Гисборн размышлял, пытаясь понять, что же ещё с ним не так. Ничего умного в голову не приходило. Оборванец вдруг остановился, подняв руку. Гай придержал поводья и недоумённо нахмурился, вслушиваясь. Никаких необычных звуков он не слышал: лёгкий шорох дождя, какое-то журчанье, больше ничего…
- Что там? – раздражённо осведомился рыцарь, но слуга колдуна только прижал палец к губам. Гисборн передёрнул плечами, но подчинился этому знаку. Оборванец несколько секунд стоял на месте, насторожённо озираясь, потом приблизился к дереву и провёл ладонью по коре. Гисборн наблюдал на ним скептически. Слуга колдуна вдруг прижался к дереву лбом на несколько секунд, потом оглянулся на Гая. Его глаза как-то странно блестели.
- Он… был здесь, - тихо сказал оборванец. Говорил он всё ещё как будто с трудом, но выражение его лица сделалось осмысленнее. – Стоял на этом месте… выпустил стрелу…
- Что за бред! – покривился Гисборн. – Я назову тебе тысячу мест, где был этот разбойник! Это не поможет узнать, где он сейчас!
Слуга колдуна качнул головой:
- Охотник, милорд… - глухо и медленно, точно вспоминая что-то, произнёс он, - дичь в лесу… ищет по следам…
Гай высокомерно фыркнул:
- Вот как? Может ты браконьер на самом деле?
Оборванец тупо посмотрел на рыцаря, словно смысл слов доходил до него не сразу. Потом его лицо прояснилось, он пожал плечами и улыбнулся так, что у Гисборна дыхание в горле застряло от мгновенного ужаса и осознания невозможного. Он узнал эту усмешку…
Сон, чепуха, наваждение! Лошадь Гисборна подалась назад, повинуясь натянувшимся поводьям. Внутри обдало холодом – как тогда, когда увидел в конце коридора тёмный силуэт колдуна – мёртвого, дьявол его дери, колдуна! И теперь этот… Господи боже, за что ему это – этот… сдохший Локсли?! Быть того не может, морок, бред!
Улыбка с лица оборванца исчезла… а сходство осталось. Как это Гай сразу не заметил?! Шрамы, мать его. Борода. А лицо у трупа было всё в кровь разбито, сам видел, и вот теперь – шрамы. А глаза наглые. Мутные, как у пьяного, а всё равно – наглые… дьявол!
- Милорд? – моргнул живой труп. У Гисборна голова шла кругом. В нём боролись противоречивые желания: то ли пришпорить коня и позорно удрать – разлившийся в груди животный ужас требовал именно этого - то ли кинуться на клятую нежить с мечом… А поможет ли? Вдруг тут святая вода нужна… или ещё какая ерунда церковная… аббата бы сюда… может, перекреститься?
Гисборн сглотнул и усилием воли заставил себя стряхнуть оцепенение страха. Нащупанная рукоять меча его немного успокоила.
- Ты сказал, что не знаешь своего имени? – хрипловато спросил он мертвеца – голос сел, но хоть не дрожал. Мертвец вроде ничего страшного не делал, просто стоял и тупо смотрел… нет, не совсем тупо, слегка недоумённо. В ответ на вопрос только вздрогнул и покачал головой. Гисборн тяжело и медленно дышал сквозь сжатые зубы, пытаясь успокоиться. Локсли, значит. Локсли. Робин Гуд! Настоящий, прежний Робин Гуд, не это графское недоразумение! Выскочка-холоп, когда-то поставивший на уши весь Ноттингем. Робин Локсли, сдохший несколько лет назад, как собака, затравленный, точно зверь, растерзанный так, что смотреть жутко, и вот теперь - живой!
Помнится, Гисборн ещё жалел в своё время, что не удалось убить мерзавца собственноручно. Так, чтобы в честном бою, один на один! А теперь... Лучшего случая, чтобы свершить наконец старую месть, и придумать было нельзя.
Однако, рыцарь уже взял себя в руки. Пускай де Рено сколько угодно считает его идиотом и острит на эту тему - Гай-то знал, что голова у него на месте. И теперь ему - хоть и не без труда - удалось справиться не только с суеверным страхом, но и с полузабытой ненавистью. Или, по крайней мере, отложить её на время...
Гай заставил лошадь неторопливо приблизиться к пришельцу с того света вплотную, ещё раз пристально оглядел. Тот спокойно стоял на месте и смотрел снизу вверх. Выглядел он вполне живым, разве что бледноват – если бы Гисборн не видел труп ублюдка своими глазами – ни за что не поверил бы, что тот был мёртв. А был ли? Да нет, с чего бы шерифу врать… труп был тот самый… а затем пропал. А теперь вот воскрес! Да ещё – подумать только – жаждет убить Хантингтона! Гисборн неожиданно развеселился. Де Беллем – сущий сын дьявола, раз удумал такое!.. но может, этот Локсли врёт? Прикидывается? С него станется, ведь он был хитёр как лис когда-то, это разбойник!
- И где ты родился, тоже не помнишь? – насмешливо кривясь, спросил Гисборн, пристально следя за выражением лица Локсли. Тот только покачал головой. – Ни кто тебя воспитал?
- Я не знаю, милорд, - ровным и тусклым голосом отвечал Локсли.
Да нет, так даже Робин Гуд притворяться не может! Ишь, милордом зовёт, словно всю жизнь так и делал. Сомнения в душе Гисборна отступили, сменившись внезапным ликованием. Да что там, это было лучше любой мести! Колдун это ловко выдумал! Воскресить Робин Гуда, лишить его памяти и отправить убивать преемника… что этому еретику, он и сам уже воскресал из мёртвых. А если всё удастся – до чего любопытно будет взглянуть в глаза разбойников, когда они поймут, кто убил их нового вожака! Если, конечно, они будут ещё живы…
Все эти мысли пронеслись в голове у Гисборна в мгновение ока, и он заставил лошадь отступить чуть в сторону:
- По следам, говоришь? – снисходительно протянул он, с трудом сдерживая торжествующую улыбку. – Ну давай.
8.
Зелёные деревья смотрели на него равнодушно, и светилось сквозь сомкнувшиеся над головой ветви серое дождливое небо. Он помнил небо, и деревья он помнил тоже. В течение долгого забытья, в котором не было ничего, кроме мутной духоты, ему мерещился лес, тихий шелест ветвей и журчание ручья, земля, покрытая прошлогодней опадью и чей-то смех. Он не помнил, чей.
Его тянуло туда, к зелени и свисту птиц, но что-то держало, не отпускало, не давало вернуться туда, где его ждали, и где он мог бы остаться навсегда. Что-то душило его, чуждое и донельзя пакостное, как тюрьма, как железная цепь… ему помнилась откуда-то темница, грязная яма, накрытая тяжёлой решёткой… но это было ещё хуже. Это было как болото, засасывало в себя, заглатывало, убивало… и казалось бесконечным. И всё-таки оно кончилось, когда господин приказал ему: «Поднимись!»
Теперь темницы не было – была только цепь, холодная стальная цепь в виде небольшого узкого кинжала. Тяжёлая и крепкая, она сковывала сердце и раздирающей болью впивалась в грудь, сдавливала горло, мешала, как следует, вдохнуть живой лесной воздух. Деревья смотрели на него, как на пришельца, нежданного, нежеланного гостя, он чувствовал, как недовольно они качают ветвями, как возмущённо шуршит по листве мелкий дождь… это всё цепь. Её не скинуть, не порвать, пока не сбудется предначертанное… он убьёт сына Хёрна, и цепь сломается. «Так надо, - стучало в голове. – Так должно быть…» Когда он пытался думать иначе, чернело перед глазами, и из груди рвался кашель. Так надо. Он должен подчиниться. Выполнить приказ…
Отчего же так душно и муторно даже думать об этом, и деревья смотрят мрачно и зло, как на врага?
Человек в синем плаще тоже смотрел странно, и это смутно беспокоило. «Сэр Гисборн» или «милорд». Второе лучше. С первым именем было связано что-то неприятное. Или с самим этим человеком? Но он друг, ведь он хочет помочь, а боль в груди всё время говорит не о том.
Цепь приказывала торопиться. Искать, идти по следу, как гончая. Он знал, как найти в лесу дичь по едва заметным знакам, но теперь его вело другое, звериное чутьё, неизменно указывавшее на одну-единственную цель. Здесь прикасался к дереву… под этим кустом лежал на траве… а на этом стволе – след от стрелы, которую мог выпустить только сын Хёрна…
Сжалось горло от предчувствия. Близко… очень близко… запахло дымом и дичью, знакомо, непереносимо знакомо, он остановился, задрожав.
- Ну что там? – негромко спросил «сэр Гисборн». Поднял голову. Ухмыльнулся:
- Чую, нас не ждут…
Знаком приказал своим людям обойти поляну, с которой доносились запахи и звуки. Треск костра. Голоса. Смех.
Давясь беззвучным кашлем, скованный невидимой цепью раб вцепился в дерево – его били судороги.
9.
Мёртвый там, или не мёртвый, а Локсли не подвёл – привёл солдат прямо к лагерю разбойников. Гай смутно различал их силуэты сквозь кустарник, зато голоса не оставляли никаких сомнений. Эти скоты были расслаблены и не ждали беды – тем лучше. Гисборн решил, что разумно будет их окружить.
Дохлый Локсли тем временем побелел и затрясся, как бесноватый. Гай покосился на него с некоторым беспокойством. Он был больше не нужен, и вполне можно было бы от него избавиться, но Гисборна останавливали сомнения. Он не доверял колдовским штучкам и прочей чертовщине. Как-то он пытался подстрелить рогатого бога – и что из этого вышло? Про бешеных волкопоклонников ему даже вспоминать не хотелось. Так что пока что Гисборн решил от воскресшего разбойника держаться подальше - кто их знает, на что они способны, эти мертвецы?
Зато Гаю пришла в голову очень приятная идея. Он разглядел, наконец, в просвете между деревьев белобрысую башку Хантингтона. Тот очень удачно сидел на бревне к Гисборну спиной и с кем-то говорил. Гай знаком велел одному из солдат передать ему арбалет и внезапно ухмыльнулся:
- Ты хотел убить сына Хёрна, Локсли?
Мертвец отцепился наконец от своего дерева и посмотрел на Гая ещё более мутным взглядом, чем прежде. При слове «Локсли» он странно вздрогнул. Ну, понял, к кому обращаются, и на том спасибо. Рыцарь глядел на него, высокомерно кривясь:
- Ты ведь хороший стрелок, а?
Локсли опустил взгляд на арбалет, потом снова поднял его на Гисборна и произнёс с сомнением:
- Д-да… да, кажется…
- Подстрелишь его? – Гай кивнул на виднеющуюся сквозь листву светлую макушку.
Локсли принял арбалет несколько неловко. Ну понятно, ему-то привычнее длинный лук, только Гисборн, ясное дело, крестьянского оружия с собой не таскал. Ничего, сладит и с арбалетом как-нибудь, тут уметь-то нечего.
Болт нацелился прямо в хантингтонскую спину, Гай даже привстал в стременах, чтобы лучше видеть. Краем глаза он заметил у Локсли взгляд, от которого сделалось как-то неуютно. Прежний взгляд, как тогда, когда тот целился в него из своего клятого лука… ничего, теперь всё по-другому…
И тут случилось непредвиденное. Чёртов мертвец содрогнулся, будто его ударили, и зашёлся в страшном кашле. Громком, дьявол, на весь лес! Арбалетный болт сорвался с тетивы и ушёл в траву, а разбойники, конечно же, немедленно повскакивали и похватали оружие. Гисборн выругался так заковыристо, как только умел – ему хотелось прибить этого дохлого идиота на месте! Оружие тот выронил и вообще выглядел так, будто сейчас ещё раз помрёт. И чёрт бы с ним совсем… но откуда-то со стороны послышались крики. Насторожившиеся бандиты обнаружили врагов! Солдат рядом вскрикнул и упал на землю со стрелой в груди. Гисборн сглотнул, схватился за меч, прикидывая, стоит ли отступить, или всё-таки попытаться ввязаться в бой? Выглядеть трусом не хотелось. Впрочем, решить он ничего не успел – из-за деревьев вынырнул Хантингтон собственной персоной, разумеется, с натянутым луком. Гисборн быстро огляделся: никого из его людей рядом не было. А стрела была, и её наконечник глядел прямо на него.
10.
Ни Роберт, ни остальные лесные братья не ожидали нападения в такой час, но, привыкшие к жизни вне закона, настороже они были всегда. Поэтому заслышав незнакомый громкий кашель в кустах, Роберт немедленно скатился с бревна и схватился за лук. Тут же справа кто-то закричал. Назир первым обнаружил подбирающегося к лагерю солдата. Стало ясно, что угроза нешуточная, а не просто хворый путник забрёл в Шервуд.
Нужно было уходить – Роберт не знал, сколько людей у противника. С солдатами хорошо драться, когда сам затаишься в засаде и успеешь всех десять раз пересчитать, прежде чем спустить тетиву. Теперь же условия могли быть слишком неравными. Конечно, мало кто из шерифовых слуг умеет хорошо драться в лесу, где даже деревья помогают сыну Хёрна – зато, как ни крути, кольчуга и шлем дают-таки преимущество в драке. Если солдат намного больше, с ними можно и не справиться.
Всё это были здравые мысли, но Роберт всё же не утерпел и, надеясь на удачу, полез посмотреть, кто там кашлял. Сначала он обнаружил ещё одного солдата, которого успел застрелить прежде, чем тот схватился за оружие. Зато следующим, кого он увидел, был старый знакомый. Можно сказать, родственник.
- Гисборн! – воскликнул Роберт чуть ли не радостно – не забыв, впрочем, натянуть тетиву. – Какая встреча… что-то ты давно к нам не заглядывал, я аж соскучился…
Гисборн в ответ вздёрнул подбородок, злобно скривившись, но не отводя глаз от стрелы. Вот и умница, пусть не делает глупостей.
- Сколько твоих людей в лесу? – спросил Роберт, быстро окидывая взглядом доступное ему пространство. Рядом с Гисборном солдат больше не было. Была бесхозная лошадь, всадника которой Роберт только что убил, и был ещё какой-то оборванный человек без лошади, который был очень бледен, цеплялся за кусты и не выглядел опасным.
- Так я и сказал тебе, разбойник, - процедил Гисборн. Он понимал, что сейчас его очень легко убить, но хорошо держался.
- Слезай с лошади, - велел Роберт. – Ну?
Гисборна перекосило. Пеший беспомощнее конного, Роберт тоже это знал, но стреле-то всё равно. По крайней мере, Гисборн должен был понимать – этот приказ означает, что вот прямо сейчас его убивать не будут. И, видимо, до него это дошло. Кривясь от унижения, он медленно начал спешиваться. Роберт себя не обманывал – он прекрасно осознавал, насколько зыбко сейчас его превосходство. Если Гая не убить, придётся его связать, а без посторонней помощи ничего не получится, потому что придётся опустить лук. Ребята где-то позади дрались с солдатами, и нельзя даже было приказать Гисборну отозвать своих людей – те были слишком далеко. Оставалось надеяться, что кто-то из ребят додумается появиться здесь… а если это будет кто-то из солдат?
Но убивать Гисборна всё равно не хотелось. Во всяком случае, без крайней необходимости. И угораздило ж отца разжиться бастардом…
Краем глаза Роберт уловил движение чуть в стороне, повернулся и потому выстрелил прежде, чем заросший оборванец с безумными глазами успел ударить его кинжалом. Не убил – стрела вонзилась в плечо – но кинжал незнакомец выронил. Гисборн рванулся вперёд, выхватив меч. Доставать новую стрелу времени не было – враг оказался слишком близко. Роберт отступил назад и обнажил Альбион. Мечи столкнулись и зазвенели, Гисборн атаковал яростно, как всегда, убирать лук было некогда, держать – неудобно, пришлось бросить. Местность не слишком подходила для драки, но Роберту это было на руку. Гисборн почти не смотрел по сторонам, без оглядки бросаясь в атаку и после пары выпадов едва не свалился в заросший молодой порослью овражек. Роберт ему не уступал, а к здешнему лесу был привычнее. Ему даже удалось несколько потеснить Гисборна, но тут удача повернулась к нему спиной: он увидел нескольких солдат, спешащих на помощь рыцарю. В одиночку принимать бой с превосходящим противником было глупо, и Роберт счёл за лучшее отступить, а точнее - при помощи обманного выпада заставить Гисборна на мгновение потерять равновесие, а самому тем временем перемахнуть через поваленное дерево и броситься в чащу. Гай, разумеется, ломанулся следом, но, во-первых, бегать в доспехах утомительнее, чем в лёгкой куртке, а во-вторых, Гисборн не имел понятия даже о половине укромных мест и способов затаиться в лесу так, чтобы за два шага тебя не могли обнаружить.
- Стой, мерзавец! - заорал Гисборн. Размечтался!
11.
Хантингтон, сволочь, исчез из виду. Гай быстро оглянулся и махнул рукой солдатам. Разбойники не могли уйти далеко, хотя рыцарь на своём опыте уже знал, что преследовать их в лесу почти бессмысленно. Но чем чёрт не шутит, вдруг повезёт?
На поляне, где негодяи разбили свой лагерь, уже никого не было - только дымящийся котелок с каким-то варевом, который Гисборн со злости перевернул ногой, а чуть в стороне обнаружилось сразу три трупа солдат. Гая передёрнуло, и он снова бросился в погоню - благо, мерзавцы удирали не совсем бесшумно. Поодираясь за ними сквозь кусты, Гисборн ещё раз проклял дурацкий лес, а потом в стволе у самого его лица задрожала стрела. Он выругался и поспешил укрыться за деревом. Слегка высунувшись, Гай увидел, что разбойники выстроились на прогалине с натянутыми луками - все, или нет, ему разглядеть не удалось. Солдат, бросившийся было на них с мечом - вот дубина!- замертво рухнул на землю.
- Назад! - заорал Гисборн. - Все назад!
Если эти твари взялись за луки, переть за ними напролом - сущее самоубийство. Скрипя зубами от бессильной ярости, Гай наблюдал, как, не опуская оружия, разбойники отступают и скрываются в лесу. Оставалось только ругаться и посылать проклятья на их головы, но этим Гисборн занимался уже много лет, и успел убедиться, что толку от этого никакого.
- Дьявол, - прошипел он, и тут увидел проклятого Локсли, который стоял, придерживаясь рукой за ствол какого-то дерева. Всё из-за этой дохлой сволочи, убить её ещё десять раз! Гисборн был к этому близок, но остановился, с недоверчивым изумлением глядя на то, что делает эта нежить. Стрела Хантингтона угодила Локсли в правое плечо, в мягкую часть - судя по виду, рана, чреватая только кровопотерей. И болью, разумеется. Насквозь не пробила, засела в мякоти. Но бледный, как смерть, Локсли на глазах у Гисборна занимался тем, что левой рукой с силой проталкивал стрелу дальше, заставив окровавленный наконечник показаться с той стороны. После чего прислонился к дереву, переломил стрелу и спокойно выдернул её из плеча. Даже тени боли на его лице не отразилось. Гисборну сделалось слегка нехорошо, особенно когда после этой операции Локсли выпрямился, как ни в чём не бывало, не пытаясь даже рану зажать. Впрочем, крови тоже практически не было. "Он не человек!" - мелькнуло в голове у Гая. Стало неуютно.
- Они сбежали? – хрипловато спросил Локсли.
- Из-за тебя! - зло бросил Гай, стараясь спрятать вернувшийся страх. Локсли медленно кивнул:
- Я… совершил ошибку. Сына Хёрна должен убить жертвенный кинжал. Только тогда… - он запнулся.
Гисборн сощурился, сложив руки на груди. Колдовских штучек он не любил и не желал в них верить, пока мог. Но всякие загадки лучше прояснять, пока очередная дьявольщина не свалилась тебе на голову.
- Что «тогда», Локсли?
- Тогда свершится предначертанное, - туманно сказал мертвец. – Я… я найду сына Хёрна снова… милорд, - он в упор посмотрел на Гисборна так, что у того мурашки побежали. – Если вы поможете мне… убить его так, как нужно.
Гисборн покривился. Плевать, как умрёт Хантингтон, если он, Гай, сможет потом показать шерифу его голову. Другое дело, что вся эта болтовня о «предначертанном» энтузиазма не вызывала. Впрочем… кто сказал, что с Локсли надо договариваться честно? Пусть только поможет выследить разбойников, а там уж Гай будет действовать по своему усмотрению.
- Договорились, - пожал плечами Гисборн. Тем временем вокруг собрались выжившие солдаты.
- Милорд, - сказал один из них, держа под уздцы двух лошадей. – Пятеро погибло.
- Проклятье! – Гисборн поморщился. Столько потерь – и никакого результата! Так людей не напасёшься…
- Мне жаль ваших людей, - тихо сказал Локсли. Гай изумлённо оглянулся на него. Потом фыркнул и передёрнул плечами:
- Это только солдаты.
Локсли поднял глаза и посмотрел на него в упор. Гисборн обозлился:
- Они знали на что шли. И это не твоего ума дело! – этот чёртов дохлый разбойник ещё на него таки взглядом смотреть будет! Сам, до того, как помереть, людей шерифа убивал десятками. Вспомнить только, сколько из них не вернулось с той облавы… Гисборна передёрнуло.
Мертвец промолчал. Он определённо Гая нервировал – и когда взгляд у него становился мутным, точно нечеловеческим, и когда его лицо прояснялось и начинало живо напоминать о прежнем Локсли. Чёрте что.
Рану он словно не чувствовал – это нервировало тоже. Даже если он может терпеть боль, рука у него, во всяком случае, должна была хуже двигаться, если вообще не повиснуть плетью, а эта… тварь просто ничего не замечала! Раздумывать об этом не хотелось, спрашивать – тем более. Гисборн вообще очень старался выкинуть из головы всякую чертовщину, но чертовщина разгуливала у него перед глазами.
Кто-то подвёл Гаю его лошадь. Гисборн взял её под уздцы, криво усмехнулся и взмахнул рукой:
- Ну и чего ты ждёшь?
Локсли задумался, на миг прикрыв глаза и переплетя пальцы. Потом сделал несколько шагов в сторону, приблизившись к раскидистому дубу, положил ладонь на ствол и поднял голову вверх. Гай проследил за направлением его взгляда и довольно ухмыльнулся.
Среди ветвей, глядя вниз расширенными глазами замерла Марион.
- А, леди разбойница! – почти дружелюбным тоном протянул Гисборн, одновременно подавая знак арбалетчикам прицелиться. – Сами слезете, или вас снять?
12.
Марион спускалась вниз, очень стараясь не дрожать. Когда началась суматоха, появились солдаты, и Роберт крикнул всем уходить, она замешкалась, и только в последний момент успела взобраться на дерево, надеясь, что её не заметят, и она сможет переждать, пока Гисборн со своими людьми не уйдёт. Не получилось. Теперь ненавистный помощник шерифа нагло ухмылялся, а ей оставалось только постараться вести себя с достоинством, чтобы не унизиться перед этим негодяем ещё больше.
Когда она почти спустилась, он резко дёрнул её за локоть, усмехнулся в лицо и толкнул к солдатам. Её заломили руки. Марион дёрнулась, не столько надеясь вырваться, сколько из нежелания демонстрировать покорность. Гисборн выглядел очень довольным:
- Какое удовольствие видеть вас, леди… жаль, что не на виселице, - он снова ухмыльнулся, точно сказал какую-то удачную шутку. Марион гордо вздёрнула подбородок. Но Гисборн уже отвернулся, обратившись к оборванному темноволосому незнакомцу:
- Недурно. С этой женщиной в заложницах нам будет проще. Свяжите её! – приказал он солдатам.
Марион скрутили руки. Она молча терпела. Ничего, Роберт, наверное, придумает, как её спасти… или она сама сбежит! Так или иначе, она не собиралась падать духом! Только вот… этот человек в лохмотьях, который обнаружил её укрытие, смотрел на неё… странно.
Что-то знакомое было в его чертах, в его глазах, хотя… наверное, если бы она встречала раньше человека с такими шрамами, она бы его запомнила. Широкая полоса через всё лицо, ещё одна – через лоб наискосок, так что правое веко слегка оттянуто вверх, длинный шрам на щеке и ещё один – вдоль виска… нет, она такого не видела раньше, но отчего же эти глаза…
- Хватит стоять столбом, вперёд! – Гисборн грубо подтолкнул её. Пришлось подчиниться, только краем глаза Марион заметила во взгляде незнакомца выражение непонятной мучительной тоски.
- Нужно торопиться, - отрывисто сказал Гисборн. – Скоро наступит вечер. Я не собираюсь таскаться по лесу дотемна!
- Одну минуту, милорд, - хриплым голосом произнёс незнакомец, исчезая в кустах. Лицо Гисборна дёрнулось, он раздражённо покачал головой. Через несколько секунд человек со шрамами показался снова, Марион ахнула – в руках он держал лук Роберта. Гисборн почему-то дёрнулся и побледнел:
- Откуда это у тебя?
- Его бросил сын Хёрна, - странным тоном произнёс незнакомец. – Это оружие связано с ним…
- И что? Оно поможет быстрее его найти? – с некоторой опаской осведомился Гисборн. Незнакомец пожал плечами, убирая оружие за спину:
- Вряд ли… но лук нельзя бросать на сырую землю, он от этого портится.
Гисборна перекосило. Несмотря на тяжёлое положение, Марион стало почти смешно, но возникшая было на её лице тень улыбки немедленно погасла. С луком за спиной этот незнакомец ещё острее напоминал ей что-то, или кого-то…
- Делай, как знаешь! – раздражённо сказал Гисборн. – Только найди этого разбойника!
Марион не очень понимала, что они собираются делать. Должно быть, этот незнакомец был хороший следопыт? Тогда хоть как-то можно объяснить появление Гисборна и его людей возле самого лагеря. До сих пор за людьми шерифа таких талантов не наблюдалось.
- Посадите леди на лошадь, - махнул рукой Гисборн. – Не то она будет плестись, как черепаха. Ты собираешься показывать нам дорогу, Локсли?
Марион вздрогнула и побледнела. «Локсли»? Он сказал: «Локсли»? Ведь это название той деревни, откуда был родом…
Нет, не может быть, это какое-то совпадение!
В панике Марион едва взобралась на лошадь. Незнакомец стоял к ней спиной, проделывая какие-то странные манипуляции – водил руками над землёй, или что-то в этом роде – и она не могла ещё раз взглянуть на его лицо, но фигура… нет, нет, не может быть. Ей мерещится. Наверное, и Гисборн назвал его вовсе не «Локсли», ей послышалось.
- За мной, - спокойно бросил незнакомец, чуть пожав плечами, и в этом жесте тоже было нечто неуловимо знакомое… голос… голос у него был чужой, хриплый, но такого голоса от рождения не бывает, такой бывает, если его сорвать, или от простуды, или… нет, о чём она думает? Этот человек помогает Гисборну! Но ведь тела они тогда так и не нашли…
Её лошадь вели под уздцы, а человек со шрамами показывал дорогу. Странно он искал следы, охотники смотрят на землю, на сломанные ветки, на примятую траву, но он словно видел что-то на стволах деревьев и чуть ли не в небе.
Гисборн пристально следил за ней, но Марион в какой-то момент всё же удалось оказаться достаточно близко к странному незнакомцу и разглядеть его профиль. Нижнюю часть лица скрывала чёрная и какая-то клочковатая борода – наверное, оттого, что под ней тоже прятались шрамы – но линия лба и носа, но глаза… нет, ей не мерещится! Сердце в груди заколотилось, как сумасшедшее. Она не могла молчать.
- Скажи мне, - задыхаясь произнесла Марион. – Кто ты? И почему… почему ты помогаешь…
- Заткнись! – резко оборвал её подъехавший ближе Гисборн, лицо у него сделалось злое, но как будто встревоженное. Незнакомец посмотрел на Марион – её сердце пропустило удар – но ничего не сказал. Она почувствовала, что её всю трясёт.
У прогалины незнакомец остановился, точно задумавшись. Гисборн скривил рот:
- Мы уже близко?
- Возможно… - после продолжительного молчания отозвался незнакомец, разглядывая траву под ногами. – Я… я чувствую только сына Хёрна… остальных – нет. Но здесь они разделились.
- Проклятье, - пробормотал Гисборн. – Хочешь сказать, эти разбойники могут прятаться со своими луками в соседних кустах, а ты их не заметишь?
- Может быть, - подумав, согласился человек со шрамами.
- Но ты же нашёл её, - Гисборн небрежно качнул головой в сторону Марион.
- Я её услышал, - незнакомец тоже поглядел на Марион. Слегка недоумённо, точно увидел что-то странное, потом, на секунду зажмурившись, тряхнул головой и отвернулся.
- Что ты предлагаешь? – нетерпеливо спросил Гисборн.
Незнакомец помолчал, опустив голову и прижав руку к груди, точно у него там болело. Потом пожал плечами:
- Я мог бы… пойти на разведку.
- Ты что – бессмертен? – хмыкнул Гисборн, вроде бы в шутку, но взгляд у него стал беспокойный. Незнакомец поднял брови:
- Я умею двигаться в лесу незаметно, милорд.
- Не сомневаюсь, - пробормотал Гисборн, слегка откинувшись назад в седле. Вид у него отчего-то был кислый и нервный. Марион подумала, что он, должно быть, чего-то боится. Это могло быть полезно… а могло и наоборот.
Человек со шрамами бесшумно исчез в кустах, Гисборн и его люди остались ждать. Солдаты тоже выглядели усталыми и нервными. Из их разговоров вполголоса Марион поняла, что бедняжки чуть ли не с утра таскаются по лесу за Робин Гудом. Они ещё успели шёпотом обсудить проводника, который им казался подозрительным, прежде чем Гисборн велел им заткнуться.
Марион, впрочем, было не до того. Она раздумывала о побеге. Сперва ей было связали руки за спиной, но взобраться на лошадь в таком виде она, конечно же, не могла. Поэтому её развязали и снова скрутили руки – перед собой и уже не так крепко. Всю дорогу она потихоньку старалась ослабить узлы. Сейчас ей это почти удалось. Другое дело, что бежать теперь, когда её окружал десяток солдат, все верхом и некоторые – с арбалетами, было невозможно. Если бы ребята были поблизости, она могла бы… нет, не надо так думать. Её друзья не должны снова рисковать из-за неё! С другой стороны, зная Роберта и остальных – они наверняка так и сделают…
С той стороны, где скрылся незнакомец со шрамами вдруг послышался крик и громкий треск. Гисборн дёрнулся и повернул лошадь, солдаты похватали оружие. Крик повторился, и к нему добавился ещё какой-то шум. На какие-то мгновения о Марион все забыли, она сглотнула и решилась. Нагнулась вперёд, выдернула поводья из рук забывшегося солдата и ударила лошадь пятками. Позади немедленно опомнились и закричали, Марион пригнулась, и арбалетная стрела свистнула у неё над головой. Лошадь в считанные секунды преодолела открытое место и углубилась в лес, но тут же пришлось повернуть в сторону, объезжая заросли колючего кустарника. Марион попыталась сообразить, в какой стороне слышался шум – там должен был быть кто-то из ребят…
- Вот она! – закричал кто-то за спиной, и Марион снова пустила лошадь вскачь, хотя править со связанными руками было тяжело. Нужно было скрыться от солдат, бросить лошадь и спрятаться: лес здесь был слишком густым, заросшим мелким подлеском – не слишком подходящее место, чтобы скакать верхом. Кажется, крики слышались правее… лошадь на всём скаку вдруг поскользнулась на мокром склоне и грянулась о землю. Марион каким-то чудом ухитрилась скатиться с неё невредимой и возблагодарила Хёрна за то, что сидела в седле боком – иначе её непременно бы придавило. Лошадь с нервным ржанием поднялась, но Марион, заметив между деревьев плащи всадников, метнулась в заросли. Затаившись в кустах, она, помогая себе зубами, окончательно освободила руки от верёвок, и, стараясь двигаться бесшумно, бросилась дальше от этого места. Белую лошадь сразу обнаружат, а вот зелёную одежду в лесу не так просто разглядеть. Разве что волосы… и почему у неё нет с собой какой-нибудь косынки?
Марион прислушалась: кажется, её потеряли из виду… хорошо бы сориентироваться. Когда она стояла с Гисборном и его солдатами у прогалины, треск и шум послышались справа. Сейчас она должна была описать небольшую дугу. Из-за хмари не было видно солнца, но всё же Марион удалось худо-бедно определить направление, и, старательно таясь, она направилась туда, где, по её прикидкам, должен был находиться кто-то из ребят. А если он ранен? Марион даже замерла на секунду. Тот незнакомец тоже был там… а вдруг он просто спугнул какого-то зверя? Но нет, она слышала крики… надо просто быть осторожней, чтобы…
- Стой! – хрипло велел ей кто-то. Марион вздрогнула, выпрямилась и обернулась.
Шагах в десяти от неё, натянув лук, стоял давешний незнакомец с разодранным рукавом и свежей царапиной на щеке. Сердце Марион провалилось куда-то вниз, а потом застучало так часто, что даже больно.
- Робин! – прошептала она.
Больше не было ни единого сомнения – это был Робин, только он один мог так держать лук, только у него были такие глаза, когда он целился, только он стоял так… голос, шрамы, борода – всё это были ничего не значащие мелочи, потому что Робин стоял сейчас перед ней, и он был живой.
Робин. Её муж.
Он стоял и молча целился в неё из лука.
13.
Женщина смотрела на него широко распахнутыми глазами, и губы её побелели. Оружие в руках пело, стрела просилась сорваться с тетивы. Он смотрел на женщину и пытался понять, отчего так болит в груди и сжимается горло.
Он… видел её где-то… кажется?
- Робин! – тихо сказала она. Он вздрогнул. Она протянула к нему руку, а сама сделала шаг назад. Рыжие волосы, рыжие-рыжие, как огонь… огонь… костёр, пляшущий под зелёным древесным шатром… он моргнул, спугнув незваное видение. Эта женщина… он… должен схватить её? Или… тот человек, Гисборн, сказал, что это поможет выполнить предначертанное, но…
Он подавил рвущийся из груди кашель. Она смотрела на него не отрываясь. Глаза такие огромные, зелёные, как этот лес. А в глазах – ужас. И что-то ещё.
Он сглотнул. Горло снова сдавило. Позади послышались крики, но женщина стояла на месте, не двигаясь, продолжала смотреть на него, такая бледная, даже веснушки побелели. У него задрожали руки, и он опустил лук. Она вздрогнула и попыталась шагнуть к нему, но он качнул головой, сам не понимая, что делает.
- Беги, - шевельнулись его губы совершенно беззвучно, но она поняла. Побледнела ещё больше, сделала шаг назад, потом другой, потом развернулась и бросилась прочь со всех ног.
- Локсли! – рявкнул кто-то за его спиной. Этот… сэр Гисборн. Надо будет спросить у него, что означает это слово: «Локсли».

- Локсли! - Гисборн был зол. Разбойничья девка ухитрилась сбежать, но они непременно бы её поймали, если бы не отвлеклись на вылезших из зарослей стрелков. Хвала Господу, никто больше не погиб, но разбойники тоже скрылись, и чем дальше, тем меньше Гаю нравилась идея лезть глубже в лес. Если бы не природное упрямство, он бы, пожалуй, немедленно повернул в Ноттингем... определить бы ещё, в какой он стороне.
- Локсли, ты их видел?
- Двоих... милорд, - Локсли оперся на лук и снова стал отвратительно похож на себя прежнего. - Одного я ранил.
- Только ранил? - Гисборн ругнулся. - Я думал, ты меткий стрелок!
- Я обычно попадаю, куда целюсь, - равнодушно ответил этот чёртов мертвец. - Я не собирался его убивать.
- Ты не - что? - у Гисборна происходящее в голове не умещалось. Этот ублюдок поднял на него пустой взгляд:
- Мне нужен только сын Хёрна.
Гаю - уже в который раз - захотелось убить мерзавца. Или хотя бы треснуть! Либо тот прикидывался, либо какая-то часть его мозгов так обратно и не воскресла. Останавливал только страх перед колдовством, с которым Гисборн зарёкся связываться раз и навсегда.
Вот и какого беса он связался с дохлым разбойником, спрашивается?!
- Такими темпами, Локсли, тебе твоего сына Хёрна не видать до Рождества! - Гаю очень хотелось выпить вина. А ещё отдохнуть и съесть чего-нибудь. Эта бесполезная беготня его вконец достала, почти так же сильно, как один вроде бы мёртвый враг.
Упомянутый враг задумался, глядя себе под ноги:
- Я думаю, милорд, - медленно начал он, - что преследовать их сейчас бесполезно.
Гисборн уставился на него едва ли не с тоской. Он всё понял, Локсли наврал: ему не нужен Хантингтон! Он определённо восстал из мёртвых с одной-единственной целью: поиздеваться над Гаем! Словно ему мало шерифа и этих разбойников...
- Сейчас они настороже, - продолжал Локсли ровным голосом. - Если гнаться за ними, они нас подкараулят и перестреляют. Скоро начнёт смеркаться, - добавил он, взглянув на небо. - Когда стемнеет, они перестанут ждать нападения и лягут спать. Лучшего момента не найти.
- Ты точно сумасшедший, - устало заявил Гисборн. - Бродить по Шервуду ночью?! Это безумие!
Локсли промолчал, глядя на него пустыми стеклянными глазами. Гисборн тихонько выругался. Надо было вернуться в Ноттингем, а это... чудовище желательно спалить на костре. Чтобы не встало больше!
- Найдите место для стоянки, - буркнул он одному из солдат. - Дождёмся темноты.
А что ещё оставалось делать?
14.
Марион бежала, не разбирая дороги, глаза застилали слёзы. Ветки больно хлестали по лицу, но она ничего не чувствовала. Кровь громко стучала в висках, и в этом стуке ей чудилось одно-единственное имя: «Робин-Робин-Робин…» Она задыхалась, не зная, что думать, ей было отчего-то очень страшно.
Кто-то схватил её за плечи и, предупреждая вскрик, зажал рот ладонью. Марион успела испугаться на одну секунду, но потом этот кто-то развернул её лицом к себе, и она вздохнула с облегчением: это был Скарлетт.
- Уилл! – улыбаясь сквозь слёзы, прошептала она, как только он отпустил её, и тут же увидела рядом Назира. – А где… Робин?
- Мы разделились, - отрывистым шёпотом сказал он и оглянулся. – Тебя не преследуют?
- Кажется, больше нет, - Марион вытерла глаза ладонью. – Это вы там шумели?
- Да, мы устроили засаду, но напоролись на какого-то ублюдка с луком… - только сейчас Марион заметила, что Скарлетт с трудом стоит, сжимая зубы, а его бедро обмотано обрывком рубахи. Сквозь ткань проступала кровь.
- Ты ранен!
- Ерунда, - Марион видела, что вовсе не ерунда, но Уилл мужественно крепился. – Эта скотина меня подстрелила! Ты-то как? Этот чёртов Гисборн ничего тебе не сделал?
Марион помотала головой. На глаза опять навернулись слёзы при мысли о… она ничего не понимала, ей хотелось разрыдаться от ужаса, но нужно было думать о другом…
- Робин… нужно найти… Робина, - за прошедшее время она привыкла звать Роберта этим именем, но сейчас оно застревало в горле. – Он в опасности… - её голос задрожал. Уилл с Назиром переглянулись. Назир поднял голову, прислушиваясь, а потом молча указал направление.
Скарлетта пришлось поддерживать, шёл он с трудом и подозрительно косился на её бледное лицо. Марион не знала, как рассказать о том, что с ней произошло. Ей было трудно даже думать об этом. Но сердце продолжало бешено колотиться и, должно быть, само не знало – от страха, или от радости. И то, и другое казалось нелепым, но ведь случилось – невозможное…
Роберта и остальных они отыскали довольно быстро – оказывается, они устроили другую засаду, чуть в стороне, но в неё Гисборн не сунулся. Едва увидев Марион, Роберт немедленно бросился к ней, сжал в объятиях, заглянул в лицо… она не выдержала и разрыдалась.
- Марион… - чуть растерянно пробормотал он, гладя её по волосам. – Марион… с тобой всё в порядке?
- Да… да, со мной… - она отстранилась, не зная, какие подобрать слова. Искренняя забота Роберта сейчас ранила её больнее железа. Она должна была прийти в себя, взять себя в руки…
- Со мной всё хорошо, - повторила она, тяжело дыша. – Но… кое что случилось.
- В чём дело? – серьёзно спросил он. Остальные тоже смотрели на неё встревожено. Марион постаралась говорить ровно, но получалось не очень хорошо:
- Гисборн… Гисборна ведёт один человек… он со шрамами, и… - у неё перехватило горло.
- Я его видел, - кивнул Роберт. – Мне он показался безумным. Я его ранил, кажется, в плечо…
- Должно быть, тебе показалось, - мрачно сказал Уилл. – Лук он натягивал, как здоровый!
- Дело не в этом, - тихо сказала Марион. – Он действительно ведёт себя странно… и он сказал, что как-то чувствует тебя, Роб… берт. С его помощью Гисборн надеется нас отыскать, где бы мы не прятались… но… даже не это главное… - она закрыла глаза, пытаясь подавить судорогу. Друзья выжидательно молчали.
- Я… видела его… рассмотрела, как следует… - хрипло продолжила Марион, с трудом борясь с подступающим рыданием. – Он… шрамы… но если не считать шрамов… он, как две капли воды, похож на Робина.
- Похож… на меня? – Роберт моргнул. Марион замотала головой, говорить было всё труднее:
- Нет… на настоящего… на прежнего Робина… на… на моего Робина! – она зажала рот ладонью, вздрагивая от рыданий. Все смотрели на неё потрясённо.
Первым опомнился Уилл:
- Это колдовство! – решительно объявил он, сжимая зубы и кулаки. Роберт хмуро посмотрел на него:
- Похоже на то…
Тук перекрестился, не выпуская и рук дубинки. Остальные, казалось, тоже были согласны с Уиллом. Только Мач продолжал пытливо смотреть на Марион, морща лоб, точно пытался понять что-то важное.
- Марион, - тихо произнёс он. – Но Робин ведь умер… правда?

---

Провидица

[Реати]

черновик

Море колыхалось и ударялось в берег с мерным шорохом. Сегодня оно было неспокойно, и зелёные волны с кудрявыми барашками выбрасывали на берег всякий морской сор и водоросли. Потом можно будет пособирать ракушки – попадаются очень красивые, серые и коричневые снаружи, а внутри цветные и блестящие, как драгоценности. Для детей, подобных Терезе – настоящие сокровища! Но сейчас девочка просто сидела на обрывистом холме над отмелью и смотрела на море. Говорят: «синее море». Но оно зелёное, и серое, и голубое, а ещё пахнет водорослями и рыбой. Если смотреть с пристани в день, когда вода спокойна и прозрачна, можно разглядеть больших и маленьких рыбок. А один раз мальчишки нашли у самого берега медузу размером с голову взрослого; она была прозрачная, с фиолетовыми оборками, а внутри, в студенистом теле, просматривались какие-то большие жёлтые зёрна.
Тереза любила море и могла сидеть на берегу долго и тихо-тихо. Но сегодня у неё был день рождения. Целых десять лет. Брат, конечно, забудет. Он всегда забывает, вот и в прошлом году тоже забыл. Это, конечно, потому, что он маленький ещё и глупый. Иногда Терезе хотелось, чтобы у неё был старший брат, а не младший – чтобы защищал от хулиганов и всё такое… а то даже подарок не может приготовить. Зато, наверное, мама вернётся, она ушла куда-то опять, но в день рождения Терезы не может не вернуться.
Девочка встала и отряхнула юбку. Ночью ей опять снился плохой сон, там было что-то страшное, а что – не вспомнить… ей иногда снились непонятные сны. Но они всем, наверное, снятся. Тереза перепрыгнула через трещинку на тропинке и побежала домой.
Братик ещё не вставал – вот соня! Отец, щурясь, поздоровался:
- Привет, солнышко! С днём рождения! Позавтракаешь?
- Потом, когда братик проснётся! – Тереза махнула рукой. – Я пойду поиграю на Холмистом Поле, можно?
- Поиграй, котёнок. Вернёшься – тебя ждёт сюрприз!
Сюрприз, как чудесно! Вот бы вкусненькое что-нибудь… ей ещё снилось, что братик ей конфет подарил… хотя от него не дождёшься, пожалуй!
В городке наступало мирное и ясное утро. Солнце золотило пыль на тропинке, в небе гуляли редкие пухлые облачка. На площади рыжая одноухая шавка с гавканьем гонялась за собственным хвостом. Приезжий торговец расправлял усы. Тереза помахала ему и побежала по тропинке к холму.
На поле за покосившейся оградкой размахивало рукавами старое пугало. Тереза поздоровалась с ним и запрыгала на одной ножке по траве. Вспорхнула с поля стайка воробьёв. Девочка остановилась и присела на корточки. Трава была зелёная, и голубая, и фиолетовая, и серебристая. По длинной серой метёлке полз чёрно-рыжий муравей. Мир был разноцветным и полным солнца – это она запомнила лучше всего. Солнце…
Она встала и снова заскакала вокруг пугала. В голове завертелась считалочка. Раз, два, три, четыре… кто из всех сильнее в мире? Знают все – Валет Мечей в Альбионе всех сильней… раз, два, три, четыре, пять – побеждает он опять…
- Эгей! Тереза! – нечесаный мальчуган в заплатанной рубашке весело замахал ей с тропинки. – Привет!
- Привет, братик, - Тереза сразу перестала скакать и напустила на себя взрослый вид. – Надеюсь, ты не забыл, какой сегодня день, как в том году? Извини, что тебя ночью разбудила, опять страшный сон приснился… как будто я играю здесь, на поле, а потом произошло что-то плохое, не помню, что… - она задумалась. – Хотя это ерунда. А вот подарка я ещё не получила.
- Это… Поздравляю! – братик почесал в затылке и достал из-за спины большую коробку конфет, улыбаясь при этом до ушей.
- Я знала, что ты мне подаришь конфеты! – засмеялась Тереза. - Всё, как было во сне. Пойдём домой. Мама может с минуты на минуту появиться.
Она выбежала на тропинку и вдруг остановилась:
- Подожди, что-то не так!
- Разбойники!
Навстречу бежал сосед с перепуганным лицом, а потом он упал, и в спине у него была стрела. Тереза отступила на шаг. Она вспомнила… ей снилось…
- Это всё по правде! Они здесь! Тебе надо спрятаться!
На тропинку выбежал незнакомый страшный человек в маске, в руке у него был здоровенный тесак. Братик спрятался в зарослях чертополоха, буйно разросшегося у ограды, а девочка не успела. Она взвизгнула и кинулась бежать, но чужие грубые руки живо сцапали её, перекинули, визжащую и брыкающуюся через плечо. Кто-то захохотал, перед глазами мелькнул куст с красными ягодами и спина мертвеца с торчащей стрелой, которую заливало щедрыми лучами солнце… потом вырывающуюся девочку стукнули по голове и стало темно.
Потом был запах гари и вкус крови, и, открыв глаза, она с трудом узнала свой дом. Опрокинутая мебель, перебитые стёкла… женщина в красном стояла на полу на коленях, и это была мама.
- Мама! – закричала Тереза, и её больно дёрнули за волосы. Мама подняла голову, и девочке стало страшно, очень, очень страшно… лицо у мамы было чёрно-синее и окровавленное.
Рыжебородый человек со злым и страшным лицом подошёл к маме сзади и взял её за шею.
- Так ты будешь говорить, или как? – ухмыляясь, спросил он. – А то ведь я и больнее могу сделать…
- Вы можете делать, что хотите, - голос у мамы был глухой и какой-то чужой. – Всё равно ничего не добьётесь…
В ответ он её ударил, так, что она упала. Тереза закусила губу, чтобы не закричать. Маму били, и выкручивали ей руки, и ещё что-то делали ужасное, а Тереза молчала, и в груди у неё было холодно-холодно. Так бывает в кошмарном сне, только явь была ещё страшнее кошмара, во много раз страшнее… девочка стояла и смотрела, не видя, не понимая, ничего не осталось, кроме ужаса, липкого, холодного, тошнотворного…
- Не скажешь, значит? – прохрипел бородач и схватил за волосы Терезу. – А ты, девчонка, что пялишься? Не боишься?
Тереза молчала, ужас сдавил ей горло.
- Дайте нож, - велел бородач. – Смотри, Алая Мантия! Ты будешь молчать до смерти? До её смерти тоже?
- Даже если вся моя семья умрёт – он не получит того, что ищет, - глухо сказала мама. – Прости, дочка…
- Уверена?! – прорычал бородач. – Мне не нравится, как эта мелкая смотрит на меня. Так что я выколю, пожалуй, эти синие глазки. Смотри, Алая Мантия, смотри!
Лезвие сверкнуло у правого глаза. Тереза зажмурилась, а потом пришла злая, обжигающая боль, и мир сделался чёрно-красным. Она закричала, а лезвие вошло в другую глазницу. Было больно, больно, больно, боль пронизывала голову насквозь, Тереза ничего не чувствовала, кроме боли, ничего не слышала, кроме собственного крика. Мир погас, исчез, растворился в этой боли, не осталось ничего, кроме неё, а потом и она куда-то исчезла…
Что было потом, Тереза не помнила. Кажется, какие-то голоса. Или они ей мерещились. Ещё, кажется, её несли куда-то, а потом бросили. Потом боль вернулась, вернулись ощущения. Было холодно. Она лежала на земле и хотела пить. И было тихо, только шелестело что-то, как будто листва, и весело свиристели птицы.
Тереза лежала долго, то погружаясь в беспамятство, то приходя в себя. Жгучая боль раскалывала голову, жажда становилась невыносимой. «Я скоро умру?» - подумала девочка, и из глубины сердца вновь поднялся слепой ужас. Нет, нет, нет, она не умрёт, это не взаправду… пусть это будет не взаправду, пожалуйста, только сон… пусть она проснётся… Но ничего не кончалось, и темнота обступала её, липкая, страшная темнота… только бы глоток воды, один глоточек… Снова придя в сознание, она поползла куда-то, шаря вслепую перед собой. В голове мутилось. Куда она ползёт, зачем? Больно… только бы глоточек воды…
Она ползла и ползла, теряла сознание, приходила в себя и ползла вновь. Мир был чёрным, мира не было, не было ни солнца, ни моря, только дорога, острые камни и ненавистный птичий щебет… но она не умрёт. Останавливаться нельзя. Она ни за что, ни за что на свете не умрёт…
***

- Не пойму я этих торговцев, - бухтел Рубила, когда шайка привычно возвращалась в лагерь с ночного грабежа. – Вот скажи мне, Рыжий! Почему это – когда ты на дорогу вылазишь и орёшь: «Кошелёк или жизнь!» - они сразу успокаиваются и за золотом лезут, а когда я – начинают носиться кругами и вопить, как резаные?!
Рыжий – высокий молодой разбойник с красивыми глазами – небрежно повёл плечом?
- Видимо потому, друг мой, что я произвожу впечатление интеллигентного человека. А ты, уж извини, - разбойника с большой дороги.
Рубила озадаченно поскрёб недельную щетину.
- Да я же, вроде как, он и есть… И ты тоже!
- Эй вы, двое, потише там, - лениво напомнил Два Ножа, главарь шайки. – Разорались в Тёмном Лесу…
Рубила опасливо огляделся. Тёмный Лес… Место и впрямь гиблое. Чаща, да болото, да узкая петляющая тропка, проложенная не то людьми, не то тварями какими… Тварей – тех здесь хватает, не опомнишься, как сожрут. А вот из людей мало кто суётся. В таких местах действительно лучше потише…
- Дело не в этом, - Рыжий продолжал разговор, как ни в чём не бывало, разве что голос понизил. – А в твоей физиономии. Любой торговец при виде неё решит, что ты его не только ограбишь, но и убьёшь, и за ногу труп на суку повесишь.
- Кто – я?! – шёпотом возмутился Рубила. – Да ни в жисть! Я даже когда и пришил одного, шибко психованного, - я и то ему сам могилку выкопал! И ещё памятник поставил!
- Да, я помню, - Рыжий усмехнулся, сорвал травинку и начал её жевать. – Ты даже нацарапал на памятнике какие-то безграмотные закорючки.
- Я грамотный! – заспорил Рубила. – Я два года в школу ходил! Просто я ж всё одно не знал, как звать того мужика. А накарябал абы что – для приличия, чтоб хоть издаля похоже было, будто там чегой-то написано…
Рыжий неопределённо хмыкнул. Тропка расширялась, а небо светлело, надо было торопиться, чтобы успеть в лагерь до утра. Рубила зевнул и довольно ухмыльнулся, предвкушая отдых и жаркое на углях, когда Два Ножа вдруг остановился, поднимая руку:
- Эй, парни, гляньте-ка, чего это там на дороге?
Рубила глянул вперёд и удивился:
- Мертвяк что ли? Много тут всякой падали валяется… - он подошёл ближе и наклонился над тем, что издали казалось комком цветного грязного тряпья. – Хренасе, живая!
- Кто ещё там? – нахмурился Меченый. – Рубила, чё молчишь-то!
- Да девчонка, кажись, - Рубила был растерян. – Мелкая… Босс! – он поднял озадаченный взгляд. – Она не дохлая, но…
Он не договорил – всё и так было яснее ясного. Девочка лет десяти валялась на тропе без сознания и выглядела измождённой, но оторопь вызывало другое – страшные кровавые раны на месте глаз…
- Чтоб я сдох, - ошарашено пробормотал Костолом. Рыжий присвистнул. Рубила торопливо отвязывал от пояса фляжку:
- Зараза, пусто… Есть ром у кого-нибудь? Вода? Зелье целебное? Нельзя ж так… вот зараза!
- В сторону, - протянул Два Ножа. Рубила торопливо посторонился, тревожно глядя на босса. Было ясно, что как он решит, так и будет.
Здоровенная ладонь босса приподняла голову девочки. Та дышала, но слабенько и прерывисто. Два Ножа хмыкнул, вытащил из-за пазухи алый пузырёк, дал девчонке глотнуть. Та поперхнулась, закашлялась, судорожно цепляясь за его руку. Рубила обеспокоенно топтался рядом:
- Босс… Чего делать-то будем?
- А чего тут делать, - Два Ножа выпрямился подняв девочку на руки легко, как пёрышко. – Возьмём с собой, там поглядим. Мож сгодится на что…
Девочка дрожала. Всё лицо у неё было в крови. Рубила поёжился. Он был разбойник, и не раз ему доводилось резать горло, но ослепить дитё и бросить – это было вовсе уж как-то не по-людски… Кто ж это так, а?
Два Ножа кинул взгляд на посветлевшее небо, странно ухмыльнулся в бороду и затопал вперёд. Был он так могуч, что земля дрожала возражать никто не осмелился, только Рыжий потихоньку шепнул Рубиле:
- Он это серьёзно? Какая польза от слепого ребёнка?
- А тролль его знает, - Рубила удивлённо покосился на товарища. – Но не бросать же… Что мы, звери?
Рыжий с сомнением пожал плечами. Тропа раздвоилась: одна вела к тайному убежищу разбойников, другая – к Оквейлу, над которым уже несколько дней поднимался жирный густой дым. Кривой как-то бегал туда на разведку и рассказал, что городок выгорел дотла, а на улицах кто-то устроил большую резню. Рубила такие штуки не одобрял. Украсть, ограбить – это одно, а жечь и убивать безо всякой пользы… так и твари хищные не поступают. И потом – наглость это, целый город разорить в разбойничьих владениях Два Ножа и его шайки! Знать бы, кто там поработал, уж ему бы не спустили…
Наконец они достигли лагеря, и Рубила сразу почувствовал себя лучше. Что бы там не думали горожане в своих каменных и деревянных коробках – Рубиле ближе были палатка, костерок, да свежая дичь… А если ещё рома глотнуть – так жизнь и вовсе прекрасна! Правда он всё ещё немного беспокоился из-за девчонки. Но босс, наверное, знает, что делать – а значит, всё путём.
***

Сколько времени прошло, Тереза не помнила, потому что сон сменялся беспамятством, беспамятство – бредом, и она уже окончательно перестала отличать одно от другого. Ей то виделась мама, очень молодая и красивая, она, смеясь, натягивала лук и выпускала стрелу за стрелою, то вставали вокруг горящие дома, то чернобородый незнакомец завязывал ей глаза, но она всё равно его видела. Потом приходила тьма, злая, голодная, она тянула липкие щупальца, оплетала паутиной, душила и норовила пробраться до самого сердца… Тереза вскрикивала, а потом ей вдруг виделся самый страшный из её кошмаров – большая комната, а в ней – сияющее нечто. И кто-то ещё рядом, кто-то страшный, такой страшный, что останавливалось сердце, а пятно манило к себе и затягивало… Тереза умирала от ужаса, а потом её снова окружала темнота.
Потом кошмары кончились, а темнота осталась. Была шерстяная тёплая ткань вокруг, было что-то матёрчатая на лице. Девочка, чуть приподнявшись, растеряно шарила руками вокруг себя. Было уютно, хотя по-прежнему болели глаза, и голова тоже болела. И пить хотелось ужасно.
- Что, очнулась, малявка? – сказал кто-то рядом, и Тереза испуганно замерла. Голос был чужой, низкий и грубый. Сразу вспомнились все ужасы, страшные люди со злыми голосами, кровь, солнце, мама… Мама, мамочка! Тереза задрожала. Мама, что с ней? А с папой?
- Да не боись, глупая, - огромная рука – не рука, лапища! – легла ей на макушку. – Не обижу…
Тереза молчала, ей было страшно. Ей хотелось домой, к маме с папой, к солнцу и морю, пахнущему водорослями. Но ничего этого больше не было. Так бывает во сне, но её кошмары сбылись. Теперь рядом был кто-то чужой и потому страшный.
- На-ка, выпей, - велел он, и губ девочки коснулся край чашки. – Давай-давай!
Она послушно села, робко взяла чашку двумя руками, стала глотать тёплый бульон. Руки тряслись от слабости, и неожиданно пробудился затаившийся голод.
- Вот и молодец, - проворчал грубый голос. – Будешь слушаться – никто тебя не тронет.
Тереза молча поставила чашку на одеяло. Она не поверила. Взрослые всегда так говорят. Если будешь слушаться, мыть руки перед едой и вовремя ложиться спать, то всё будет хорошо. Только это неправда. Взрослые вообще говорят неправду. Мама говорила, что любит Терезу – а потом позволила, чтобы ей сделали это с глазами. Если нельзя верить маме, значит, нельзя никому…
- Спи теперь, малявка, - лапища хлопнула её по плечу.
Тереза так ничего и не сказала. Она сидела на кровати всего несколько минут, и уже чувствовала невероятную усталость. Страх и недоверие растворились в этой усталости. Спать так спать. Может быть, ей приснится солнце…
Сколько она проспала, девочка не знала – она даже не отличала дня от ночи. Проснувшись снова, она почувствовала себя лучше. Вокруг опять была темнота – темнота была с ней навсегда, но теперь мрак раскалывали голоса. Она села, спустив ноги с кровати, испуганно прислушалась. Совсем рядом кто-то пьяно смеялся. Все голоса были мужские, охрипшие и недобрые. Тереза обхватила плечи руками. Куда она попала?
Что-то грохнуло, послышались шаги и собачий лай. Застучали по твёрдому когти, ткнулся в колени девочке мокрый нос. Тереза тихонько взвизгнула, кто-то захохотал:
- Гляньте-ка, Бандита испугалась!
- Бандит не дурак, баб любит!
- Тоже ещё, нашёл бабу! Дитё сопливое…
Испуганная девочка поджала ноги, инстинктивно пытаясь отгородиться от звучащих со всех сторон голосов. Снова запульсировала жаркая головная боль. Собака гавкнула, а потом руку Терезы лизнул шершавый мокрый язык.
- Ну, чего столпились, как бараны? – пробурчал хрипловатый баритон. – Вконец дитё запугаете… Эй! – её легонько ткнули в плечо. – Ну ты, мелкая, ты это… как вообще? Башка болит? Лопать хочешь?
- Молчит, сказал кто-то.
- Молчит – значит, хочет. Эй, - мужская рука легонько тряхнула девочку за плечо. – Тебя как звать-то? А?
- Т-тереза, - выдавила девочка. Баритон хмыкнул:
- Ну а я вот Рубила, так что будем типа знакомы. Вставай, не боись, Бандит не кусается, он того… добрый. И я тоже, это, не кусаюсь…
У Рубилы имя было страшное, а вот голос – совсем нет. Незлой голос, хоть и хриплый, зато весёлый и молодой. Поэтому Тереза позволила взять себя за руку и повести куда-то, хотя и замирало что-то в животе, и кружилась слегка голова. Лицо задело краем какой-то ткани, упали сверху холодные капли, а потом она ощутила свежий ветерок, запах дыма и чего-то вкусного. Засосало под ложечкой. Где-то поблизости беспечно распевали птахи, слышалось потрескивание костра. Рубила весело гаркнул:
- Эгей, Кривой! Ну, чего у нас там со жратвой-то?
- Ща всё будет, - отозвался кто-то. Терезу усадили на деревянный чурбачок, сунули в руки горячую миску.
- На ложку, и смотри не обожгись! – заботливый Рубила брякнулся рядом и вовсю продолжал командовать:
- Меченый, оборотня тебе в глотку! Ты к какому Скорму бочонок понёс? Вертай взад, я хочу выпить! И мелкой налей. Кто сказал, нельзя? Я говорю – значит можно!
- Что-то ты раскомандовался, - насмешливо заметил бархатистый приятный голос. В тон ему звякнули струны.
- А ты, Рыжий, бренчи на своей балалайке и не лезь. Не видишь – дитё голодное?
Тереза изо всех сил вцепилась в ложку. В ней с голодом снова вспыхнула давешняя, почти звериная жажда жизни. А в миске была каша, мясная, умопомрачительно пахнущая. Горячая, как огонь. Но девочка всё равно глотала её, обжигаясь, хоть и не забывала насторожённо вслушиваться.
- Не могу поверить. Ты назвал! Мою гитару! Балалайкой!
- А чё, половину струн повыдергать, балалайка и получится…
- Аво, Рубила… Неужели ты и правда хочешь меня рассердить?
- Ха! Нужон ты мне больно…
- Эй, Рубила… - ещё один голос добавился, скрипучий и нехороший. – Ты никак нянькой решил заделаться, а?
- Не, это не я, - деловито объяснил тот. – Это босс у нас нянька, а я вроде как заместитель.
- Да я вот всё думаю, - прежним тоном продолжал обладатель неприятного голоса. – Нахрен боссу эта соплюха? Пришибить для развлечения – и то не годится, что таракана… Разве Скорму скормить? – он зло засмеялся. Тереза съёжилась и уронила пустую миску. Страх снова затянул холодом, как паутиной.
- Эй, Шип, - вроде как равнодушно протянул Рыжий. – А скажи-ка мне, какое твоё дело до того, что у босса на уме?
- А ты, крыса тощая, ещё указывать мне будешь, чего моё дело, а чего нет?!
- Эй, пообзывайся тут ещё, хрен мордатый! – возмущённо завёлся Рубила. – Драки захотел?!
Стало совсем страшно. К ругани добавились ещё чьи-то крики и оскорбления. Терезе захотелось спрятаться, забиться куда-нибудь в уголок, подальше от злых голосов, но вдруг все разом замолчали. Испуганная девочка услышала чьи-то тяжкие шаги – казалось, от них вздрагивает земля.
- А, здрасте, босс, - сказал Рубила. Знакомый уже низкий голос хмыкнул:
- Чего расшумелись, олухи? – тяжёлая ладонь опустилась девочке на плечо. Та съёжилась ещё больше, но почему-то страх слегка отпустил. Рыжий насмешливо сказал:
- Да так, всего лишь кое-кому не нравятся ваши действия.
- Да ну? – низкий голос зазвучал угрожающе. – И кто бы это мог быть, а? Может он сам скажет?
- Я тебя уважаю, Два Ножа… - вступил обладатель неприятного голоса, нагловато, но как-то не совсем уверенно. – Ты наш босс, и всё такое, а только мне непонятно, зачем нам эта малявка сдалась… Я не затем в разбой подался, чтобы с детьми нянчиться!
- А что, она тебе мешает? – лениво громыхнул Два Ножа. – По мне так её и к делу приспособить можно… Сами вечно грызётесь, что котлы никто мыть не хочет… Ты ещё что-то сказать хотел, Шип?
- Не нравится мне это, - процедил Шип. – По мне так лучше б добить было, чтоб не мучилась, да и вся недолга…
Лапища тяжело оперлась на плечо Терезы, а когда Два Ножа заговорил, в голосе его зарокотал гром:
- Значит так, пока я ещё главарь этого сброда, никто здесь детей убивать не будет – усекли, олухи?! И чтоб больше без таких разговоров у меня!
Кто-то хмыкнул, кто-то заворчал, кто-то крикнул: «Конечно, босс!» Тереза ничего не слышала, в ушах у неё звенело одно-единственное прозвучавшее в разговоре слово: «разбойники». Разбойники! Встали, засверкали перед внутренним взглядом острые ножи, горящие дома, мамино лицо… Она попала к разбойникам! Холод парализовал изнутри. Кто-то ободряюще потрепал её по макушке – она содрогнулась. Разбойники режут людей, жгут, грабят, у них небритые лица в масках, большие кривые ножи… Головная боль усилилась, резко защипало глаза. Девочка прижала руку к губам. В ушах зазвенел серебристый шелест.
- Эге… Да чего с ней опять?
- Чего-чего… Дурно ей, балда! Посторонись-ка…
Её подхватили под руки, повели куда-то – она покорно подчинилась, шла, куда её вели, делала, что ей велели. После страха пришла апатия, пустота в груди… Кто-то уложил её, в голове всё путалось. Она провалилась в сон почти мгновенно. А приснился ей смешной мальчик в заплатанной рубашке, который колотил деревянной палкой соломенное чучело и гонял по лесу здоровенных жуков.
***

Когда Рубила был маленьким и жил за третьей бочкой на складе в Боверстоунском порту, он мечтал иметь много-много денег. Например, пятьдесят монет. Или сто. Потому что за сто монет можно было купить настоящий меч, а имея меч, казалось, очень даже просто сделаться Героем. Что казалось малолетнему портовому беспризорнику, безусловно, самым прекрасным на свете.
Это потом он узнал, что для того, чтобы стать Героем, надо поступить в Академию при Гильдии, и кого попало туда не берут. Да и к учению он тяги никогда не испытывал. Но ещё долго одно слово «Герой» вызывало у него трепет и детский восторг.
Сейчас Рубила сидел на бревне, покрытом вытертой подстилкой, точил саблю и недоверчиво косился на Кривого:
- Что, правда? Ты там, случаем, не путаешь чего?
- Да чего тут путать? – Кривой, тощий молоденький парнишка, сочно хрумтел яблоком и размахивал рукой. – Точно говорю! У меня кореш один в Боверстоуне знает одного парня из шайки Большого Пита. И, значится, этот парень сказал моему корешу, что ему говорил его босс, что ребят, поработавших в Оквейле нанял какой-то мужик из Гильдии.
- Хрень какая-то, - Рубила сплюнул и поскрёб в затылке. – Кто вообще видел, чтобы Герои разбойников нанимали? Наоборот-то ещё ладно…
История с Оквейлом давно будоражила всех в округе. Что ни говори, а давненько такого в Альбионе не бывало. Уцелевшие жители, правда, уже взялись отстраивать город, но когда ещё он станет прежним! Шайке Два Ножа приходилось несладко: путники сделались пугливыми и не смели вылезти из домов, не вооружившись до зубов, да не прихватив с собой охрану. Неделю назад в Тёмном Лесу торговый караван дал разбойникам такой решительный отпор, что многие по сию пору зализывали раны… А хуже всего были конкуренты, которых расплодилось, как тараканов.
- Скучно, - сказал Рубила, откладывая саблю.- Рыжий, ты там это, спел бы что ли? А то тоска берёт, ей-богу…
Рыжий эффектно зевнул, хрустнув челюстями, сполз с ящика и полез в палатку за гитарой. Солнце клонилось к закату, в воздухе стояла густая духота, а делать было нечего совершенно. Можно было смотаться на окраины Оквейла, искупнуться в море или рыбки половить, но было отчаянно лень. Разбойники – они вообще народ ленивый, вытряхивать денежки из прохожих – оно попроще будет, чем ящики какие-нибудь тягать – и Рубила совсем не был исключением. А тут ещё и погода способствовала…
Рыжий выбрался из палатки и уселся обратно на пустой перевёрнутый ящик, закатил глаза, как подыхающий тетерев, пошевелил губами, извлёк из гитары несколько заунывных звуков, а потом ухмыльнулся и ударил по струнам звонко и весело. Рубила оживился, узнав мотив. Гитара пропела несколько быстрых аккордов, потом вступил голос. Как ни крути, а пел этот зараза знатно!

По дороге в Тёмный Лес
Ни купцы, ни караваны
Не ходите без охраны –
Ох, опасен Тёмный Лес!

- Хей, эй, Тёмный Лес!!! - нестройно, но весело грянула вся ватага. Девочка, которая угрюмо проходила мимо, направляясь к ручью, споткнулась от неожиданности и уронила котелок. Рубила серьёзно хмыкнул, глядя, как Тереза сосредоточенно шарит по земле. Помочь ей он не решался. Каждый раз, когда кто-то с ней заговаривал, прикасался, вообще обращал внимание, девчонка каменела, как кролик под змеиным взглядом. Не обвыкла, небось, ещё… ну да ничего, Рубила надеялся, что потом оно пройдёт.
Разбойники слепую девочку не обижали. Да и то сказать – она и без чужих обид была как замороженная. Над такой даже не подшутишь – других реакций, кроме ступора и побелевшей от ужаса мордочки, она словно и не знала. Работы у ней тоже было немного: хоть разбойники и рады были свалить на пленницу часть забот – вроде мытья тех же котлов, а только много ли взять со слепой? Хвала Аво, хоть водить её за ручку уже не надо было. А только всё равно мелкая никак не могла оклематься. Рубила девчонку жалел, но чем ей помочь – не знал, она его боялась, как и всех остальных. Альбион ещё не видел такого угрюмого ребёнка! Когда у Терезы не было дела, она забивалась куда-нибудь в уголок и сидела там молча, съёжившись и нахохлившись. Когда ей чего-нибудь велели, она каждый раз вздрагивала, испуганно кривила губы и медленно, как во сне, шла исполнять. Глаза у ней зажили, не прозрели, ясен пень, просто зарубцевались раны, Рубила как-то видел, страх один… на глазах она продолжала носить повязку. И, хотя её почти не трогали, выглядела жутко забитой.

У дороги в Тёмный Лес
Дверь коварная и злая
Страшных хоббов напускает,
С топорами или без!
Хей, эй, Тёмный Лес! -

продолжал петь Рыжий. Тереза подобрала с земли котелок и застыла на месте, склонив лохматую голову к плечу и зачарованно слушая. Рубила хмыкнул, достал из кармана яблоко, потёр о штаны:
- Мелкая, подь сюда!
Девочка вздрогнула, неуверенно приблизилась, вытянув одну руку перед собой. За пару недель она неплохо освоилась, но всё ж-таки слепая… в эту самую протянутую руку Рубила и сунул яблоко:
- На, держи!
Девочка робко подчинилась и замерла, как мышонок. Рубила хмыкнул и снова во всё горло подхватил припев. А мелкая так и стояла на одном месте, держа тёплое яблоко в ладошках, пока песня не закончилась. Тогда Тереза развернулась и убежала.
- Жалко малявку, - протянул Рубила, почёсываясь и провожая её взглядом.
- Ты слишком добр, - заметил Рыжий, и тихонько затянул дурацкую сопливую песню про любовь. Рубила плюнул и снова взялся точить саблю. Он нежностей не любил. И ничего не слишком он добр, просто дитё же маленькое… понимать надо!
***

Дни проходили за днями, ничем не отличаясь друг от друга. Внутри у Терезы было темно. Темнота была везде. Иногда, выходя на солнце, девочка чувствовала на лице его горячие лучи, но света больше не было, солнце было чёрным, небо было чёрным, и даже трава под ногами была чёрной, как чернила. Перед мёртвыми глазами каждую секунду стояла беспросветная тьма. И в душе у девочки было так же пусто и темно.
Она не знала, сколько времени прошло, но теперь ей казалось, что прежняя Тереза, весёлая, жизнерадостная девочка, исчезла давным-давно, сто лет назад, или даже тысячу. Мама, папа, братик, беззаботная жизнь в Оквейле – всё это с каждым днём бледнело в памяти, отступало куда-то и теперь уже казалось всего лишь счастливым сном.
Тереза больше не смеялась. Сначала ей всё время хотелось плакать, но слёзы больно ели раненые глаза, и плакать она тоже отвыкла. Её охватило полное безразличие ко всему, точно она умерла. Из чувств остался только постоянный страх. Чуть что она холодела и замирала, ожидая боли или ещё чего-нибудь ужасного. Её никто не трогал, но она всё равно боялась. Главный разбойник по имени Два Ножа, тот самый, с огромными лапищами и тяжёлыми шагами, иногда ворчливо говорил, что она в безопасности, и бояться нечего. Тереза и хотела поверить, но не верила. Она ни во что больше не верила.
Единственным, кого она не боялась, был пёс по имени Бандит. Он и правда был добрый. У Бандита была короткая густая шерсть, мохнатый хвост, которым он любил стучать по полу, и одно ухо торчком, а другое висячее. Тереза могла долго-долго гладить большую тёплую морду с любопытным мокрым носом и слушать дружелюбное ворчание Бандита. Он клал голову к ней на колени или лез лизать в лицо. Наверное, хотел приободрить. Иногда Тереза разговаривала с ним тихонько. Кроме этого она почти не разговаривала, разве что во сне.
Порой ей снилось солнце, яркое, летнее, искрящееся в изумрудных морских волнах, снилась разноцветная зелень и золотистые оквейлские тропинки… но даже во сне она отчего-то знала, что всё это не на самом деле, что всего этого нет, и от этого осознания было так грустно… кроме того, ей часто снились кошмары. Зверские небритые рожи, кровь, пылающие дома, клыкастые чудовища, синеглазый мальчик с холодной и злой улыбкой на покрытом шрамами лице… и сияющее жуткое пятно посреди огромной комнаты, а рядом – кто-то, ужаснее кого не было человека на свете. Тереза просыпалась и рыдала от ужаса, зажимая ладошками рот, чтобы не разбудить Два Ножа. Он спал, тут же, рядом, это была его палатка. Два Ножа девочка боялась едва ли не сильнее всех остальных разбойников, хотя он никогда ей не делал ничего плохого. Наверное, дело в том, что он был такой большой, бородатый, с тяжёлым страшным голосом. Или в том, что даже сами разбойники все его боялись. А может быть, в том, что однажды он ей приснился, и в этом сне у него было два здоровенных чёрных меча и жуткое, раскроенное длинным шрамом лицо.
Но всё-таки, мало-помалу она привыкала. Она уже хорошо знала лагерь разбойников и, бродя по нему с вытянутыми руками, уже не натыкалась на палатки и бочки. Ещё ей потихоньку начинал нравиться разбойник по имени Рубила – он был самый добрый, и всегда вступался за неё, и следил, чтобы её обязательно накормили, и вообще был очень заботливый. Некоторые другие разбойники тоже были добры к ней, например, Кривой, у которого был звонкий мальчишеский голос, или Меченый, с голосом суховатым и скрипучим. Кроме того был ещё Рыжий, он чудесно пел песни, которые девочку свершено завораживали, но Рыжего она боялась. Он был очень насмешливый и недобрый, хоть с ним и дружил Рубила. Конечно, Рыжий не был таким злым, как Шип, которого девочка боялась просто панически, но всё же он её пугал.
Жизнь Терезы у разбойников день за днём, неделя за неделей текла по-прежнему, и ей уже начинало казаться, что так будет вечно. Но однажды произошёл случай, после которого что-то изменилось…
В одну из ночей ей привиделся сон, как всегда яркий и до боли солнечный. И жуткий, до того жуткий… Она пробудилась с криком и вздрагивая вцепилась в колючее шерстяное одеяло. Рядом тяжело скрипнуло, широкая ладонь надавила на плечо и низкий грубый голос Два Ножа протянул:
- Ну что ещё, малявка? Что опять?
И Тереза не выдержала. Заговорила торопливо и сбивчиво, всхлипывая от ужаса. О людях с оружием на мосту. Об озере, покрасневшем от крови. О большом каменном шаре, наполовину ушедшем в землю, о сундуке, на котором лежало обезглавленное тело. Два Ножа молчал и гладил её по волосам здоровенной лапищей. Наконец Тереза умолкла, вздрагивая, отчего-то ей стало легче. Может, оттого, что выплеснулся наружу весь ужас. А может быть, потому что тяжёлая и тёплая ладонь Два Ножа по-прежнему гладила её по голове…
- Глупая малявка, - проворчал он, но не сердито. – Глупая, глупая малявка!
Тереза шмыгнула носом. Два Ножа был страшный, он пах кровью, ромом и немытым телом, отчего у неё внутри что-то прыгало и что-то сжималось, но в тот момент Терезе больше всего хотелось только одного. Чтобы он продолжал сидеть рядом и гладить её тяжёлой ладонью по волосам.
***

- Чащобное озеро? – пробурчал Рубила и почесал нос. – Это ж у Скорма на куличках! Чего боссу неймётся переться в такую даль?
Он только что спустил сотню монет в «назови лишнее» и был в ворчливом настроении.
Рыжий пожал плечами, повязывая на голове кожаную косынку с прорезями дл глаз. У него настроение всегда было одинаковое – высокомерно-язвительное:
- Возможно, ты не заметил, но в последнее время людей не слишком-то вдохновляет идея путешествовать через Тёмный Лес. Я уж не говорю о том, что половину путников кто-то постоянно успевает обчистить до нас…
- Это верно, - вздохнул Рубила. – В Тёмном Лесу щас ловить нечего… Вот побери меня Скорм – боссу давно пора прищучить этих нахалов! Повадились тут… А чего, там, у Чащобного озера что путное наклёвывается?
Рыжий улыбнулся:
- Купцы из Боверстоуна. Переодетые горожанами – думают, их никто не узнает без шляп…
- Что, и усы сбрили? – гыгыкнул Рубила, развеселившись. – Вот зуб даю, ни разу не видел торговца, чтоб и без шляпы, и без усов!
- Я видел, - зевнул Рыжий. – Но по ним всё равно всё сразу видно.
- Да? – растерялся Рубила. – А как ты их тогда отличаешь?
- По тюкам с товаром, - хладнокровно отозвался Рыжий. – Собирайся, босс уже ножи наточил. Кстати, тебе не попадался случаем мой арбалет?
- Да валяется где-то твоя пулялка, что я ей, сторож? – Рубила вытащил саблю и любовно огладил лезвие. Сам он стрелять толком не умел и арбалетов с луками не любил, хоть и признавал, что польза от них есть. То ли дело сабля, меч или хоть топор! Размахнись посильней – уж не промажешь! Вот Рыжий – тот не терпел рукопашной, неженка, что и говорить. Хотя драться умел – моргнуть не успеешь, как окажешься с ножом в брюхе. И стрелял – загляденье, голову снести стрелой не каждый сумеет! Но всё одно – неженка. А Рубила был мужик простой и прямой, размахнуться саблей, да вдарить со всей дури – других хитростей он не знал.
Мостик через Чащобное озеро был для засады и хорош и плох – как поглядеть. Место узкое, забредут купцы в ловушку – деваться им некуда. Но и самим, если что, не сбежать.
- Слышь, Рыжий, - окликнул Рубила, глянув на большой синий сундук на островке под деревом. – У тебя серебряного ключика не завалялось?
- Аво, Рубила, и ты туда же?
- А что? – Рубила насупился. Каждый уважающий себя альбионец мечтал насобирать волшебных ключей и вскрыть запертый сундук с кладом. На этом было всего пять замков. – Там, конечно, хрень какая-нибудь, но интересно же! – он присел на корточки и поколупал один из замков. – Как думаешь, никто не пытался сундук распилить?
- Лично я думаю, - хладнокровно отозвался Рыжий. – Что за несколько сотен лет этот сундук уже наверняка кто-нибудь вскрыл, забрал клад, а сундук запер обратно.
- А обратно зачем? – удивился Рубила.
- Над кладоискателями поиздеваться, - усмехнулся Рыжий. – Я бы так и сделал.
- Не все же такие заразы! – возмутился Рубила. Тут Два Ножа велел разбойникам примолкнуть и затаиться. Рубила с Рыжим укрылись за большим каменным шаром, вкопанным в землю. Солнце его накалило до того, что можно было обжечься, а по трещине в камне ползали муравьи. От нечего делать, Рубила немного попялился на муравьёв, а потом спросил у Рыжего шёпотом:
- Как думаешь, эта фиговина тут зачем?
- Понятья не имею. Такие врытые камни по всему Альбиону встречаются. Возможно, какие-нибудь старинные алтари…
- Ага, такая каменная дурында ещё в Тёмном Лесу, кажись, была…
- Тише, идёт кто-то.
По тропке и впрямь, опасливо озираясь и вздрагивая, торопилось трое невысоких мужичков, навьюченных тяжёлыми рюкзаками. Любо-дорого посмотреть. Рубила азартно оскалился:
- А вот и наши курочки! Ща мы их ощиплем…
- Тш-ш. Пусть ближе подойдут!
Торговцы как-то очень уж трусливо ёжились, переходя через мостик – подозревали засаду, что ли, или по дороге их уже успел кто-то напугать? Босс сделал знак, и разбойники с гоготом выскочили из своего укрытия, размахивая оружием. Бедняги побледнели, сбившись в кучку и бормоча что-то там о пощаде. Меченый ухмыльнулся, поигрывая ножом и первым протянул руку к вожделенному тюку, когда Два Ножа вдруг взрыкнул, разворачиваясь и хватаясь за свои клинки. В его кожаном доспехе засела чья-то стрела.
Рубила мигом забыл о купцах и закрутил головой. Противник видно сообразил, что его обнаружили, и решил показаться. Справа, за мостом столпилась кучка ухмыляющихся головорезов во главе с одноглазым здоровяком, а слева ещё несколько бугаев загородили тропинку. Так их окружить решили, значит! Рубила осклабился, перехватив саблю поудобнее:
- Кажись, эти ушлёпки подраться хотят, а, босс?
- Одноглазый Дик, - проворчал Два Ножа, и в голосе у него зарокотал гром. – Не думал я, что ты такой трус, чтоб в спину стрелять…
- Твоя песенка спета, Два Ножа! – прокричал здоровяк. – Ты много о себе возомнил! Думаешь, ты самый крутой разбойник в Альбионе только потому, что был в Гильдии Героев? Ха! Я этих Героев убивал десятками, и сегодня ты в этом убедишься! Я отправлю тебя оборотням на корм, думаешь, нет?
- Думаю, ты болтаешь много, - прорычал Два Ножа, потемнев с лица. Рубила уж знал, босс терпеть не мог, когда при нём поминали Гильдию. И нахальных идиотов не любил, а то, что Одноглазый Дик – нахальный идиот, было и козе понятно. Правда, Рубила уже успел посчитать, что людей у него малость побольше, но с самим Два Ножа всё одно было смешно тягаться!
- Прикажете надрать им задницы, босс? – хладнокровно-вежливым тоном осведомился Рыжий, вскидывая арбалет.
- Валяйте, - бросил Два Ножа. – Но этому ублюдку я сам оторву голову!
На сём переговоры закончились и началась резня. Рубила, лихо крутя саблей, ринулся прямо в гущу врагов, стараясь только держаться подальше от босса. Тот, со своими клинками, походил на цунами, ураган и землетрясение в одном лице, от его сшибающего с ног удара не было спасения, а от боевого рёва душа уходила в пятки. Одноглазый Дик от этого зрелища изрядно побледнел и, загородившись своими парнями, попытался отступить. Тут Рубила слегка отвлёкся, рубанув сплеча молодца с топором, замахнувшегося было на малыша Кривого, а в следующую секунду обернулся и увидел, как Рыжий точным выстрелом снёс голову ублюдку, попытавшемуся подобраться к Рубиле со спины. Обезглавленное тело подёргиваясь упало прямо на сундук, мигом покрасневший от хлещущей из шеи крови. Разглядывать его времени не было, Рубила снова ломанулся в бой. Тут земля ощутимо дрогнула – Два Ножа нанёс свой знаменитый удар. Рубила вытянул шею и убедился, что с Одноглазым Диком покончено. Яростный и забрызганный кровью, босс выдернул клинки, пригвоздившие наглеца к земле и хрипло воскликнул:
- Ваш главарь мёртв, сучье семя! Сдавайтесь, не то… - он не договорил, но смысл был ясен и без того. Босс был грозен и внушал ужас. Растерянные противники, лишившиеся главаря, один за другим убирали оружие и задирали руки, показывая, что сдаются. Рыжий насмешливо фыркнул, Рубила в ответ загоготал. Проще пареной репы, вот так то! Против ихнего босса никому не сдюжить! Разбойник посмотрел на Два Ножа чуть ли не влюблено.
- Так-то лучше, - уже не так грозно проворчал босс. – Поняли теперь, кто здесь, - он хмыкнул, - самый крутой разбойник, а?
Оставшиеся в живых противники нестройным хором принялись уверять, что поняли, что Два Ножа они уважают и вообще готовы хоть сейчас ему подчиниться. Босс хмыкнул ещё раз, пробурчал: «Посмотрим», - и спрятал клинки. Тут только Рубила заметил, что на лицо тот слегка бледноват, и немного забеспокоился, хотя при чужих ничего говорить не стал.
- Босс, - протянул Меченый, держа на весу левую руку, правда, кажется, всего лишь ушибленную. – Торговцы-то сбежали. Из-за этих сволочей мы, видать, нынче без добычи…
- Без добычи, говоришь… - протянул Два Ножа странным тоном. Глянул на сундук, где всё ещё валялось тело, на каменную фиговину, зачем-то обернулся на мостик. На его лице засверкал зловещий оскал. – Я так не думаю. Я, видишь ли, Меченый, кажется, сегодня сокровище отыскал, да такое сокровище… - он ухмыльнулся ещё шире. – Какое этим шакалам и во сне не снилось…
- Э… о чём это вы, босс? – недоумённо осведомился Рубила. Вместо ответа Два Ножа только захохотал басом. Побледнел ещё больше от смеха, так что Рубила решил, что босса всё-таки ранили, но хохотать не перестал. Видно, ему было отчего-то очень весело.
***


С утра все куда-то ушли, было очень тихо, только слышался птичий щебет и звуки ветра, шелестящего в листве и хлопающего пологом. Тереза сидела на деревянном ящике и играла с Бандитом. Вдруг пёс вскочил, залаял и куда-то побежал. Девочка неуверенно встала. Вскоре послышались громкие голоса – кто-то ворчал, кто-то смеялся, кто-то возбуждённо повторял: «Ты видел, как его босс, видел?!» Тереза растерялась, она побаивалась разбойников, когда они были в таком шумном настроении. Ей захотелось уйти и забиться куда-нибудь в уголок, но остановило некое смутное и тревожное предчувствие. Она не могла бы сразу определить, что было не так – то ли в голосах, то ли в запахах, то ли… она вздрогнула, когда тяжёлая ладонь Два Ножа вдруг оперлась на её плечо. От резкого запаха крови её замутило.
- Пошли, малявка, - хрипловатым и весёлым голосом сказал Два Ножа, тяжело навалившись на неё. – Поможешь мне.
Смутное беспокойство усилилось, сменившись откровенным страхом, но девочка подчинилась. Два Ножа втолкнул её в палатку и грузно опустился на кровать. Тереза застыла на месте, тревожно вслушиваясь в шорох и хриплое дыхание.
- Держи, - он сунул ей в руки какую-то миску. – Воды зачерпни.
Вода была в бочке возле палатки, и в этом приказе не было ничего особенного, но отчего-то Тереза встревожилась ещё больше, и поспешила торопливо выполнить поручение.
- Поставь, - велел ей Два Ножа, когда девочка с колотящимся сердцем протянула ему миску. – Ты с ранами возилась когда-нибудь, малявка?
- Что? – она растерялась. – Н-нет…
- Плевать… - он зашевелился, кровать заскрипела, потом он взял девочку за руку и прижал её ладонь к своему телу. – Чувствуешь?
Тереза сглотнула. Его кожа была горячей и липкой. Девочка неуверенно провела по ней ладонью, ощущая грубые рубцы и твёрдые мускулы, Два Ножа зашипел:
- Осторожней, малявка!
Тереза испуганно отдёрнула руку. Отчего-то её охватило ужасное волнение:
- Тебе… больно?
- Потерплю, - пробурчал он. – Если ты поможешь рану промыть. Самому неудобно.
Тереза быстро закивала. Он дал ей кусок мягкой ткани и велел намочить его в воде и смыть кровь. Это оказалось не так уж сложно, но всё равно девочка ужасно волновалась, особенно когда могучее тело вдруг напрягалось под её руками. Она очень боялась сделать что-нибудь не так… мысль о том, что Два Ножа ранен, почему-то ужасно пугала её.
- Осторожней, - ворчал он. – Теперь правее… не надо тереть, просто промокни!
- Ладно, - шептала она. – Так не больно?
Закончив с обмыванием, она, всё так же под его контролем и руководством, помогла наложить повязку. Было неудобно, и руки дрожали, но она справилась. Когда она закончила, Два Ножа удовлетворенно хмыкнул и усадил её рядом на кровать.
- Только не говори никому, - пробурчал он. – Парням не надо знать, что меня зацепили.
- А… эта рана не страшная? – робко спросила девочка. Разбойник хохотнул:
- Сущая царапина, малявка! Ты вот что, дай мне эту целебную бурду. Справа от тебя, у изголовья, на сундуке… нет, не эта бутылка, а та, что правее… ага! Давай её сюда.
Тереза нашарила пузырёк, и Два Ножа забулькал зельем. Девочка вздохнула. Ей сделалось немного легче. Странно, она боялась Два Ножа, а сейчас почему-то беспокоилась за него… и когда он положил свою тяжёлую лапищу ей на плечо, она даже почти не вздрогнула.
- Вот что, малявка… помнишь, тебе сон вчера снился?
При этом воспоминании в горле у девочки встал комок. Она покивала.
- Так вот… если ещё что приснится, будешь рассказывать мне, поняла? – она вздрогнула. Два Ножа её легонько встряхнул. – Всё подряд, ясно? Даже если зайцы крылатые привидятся – всё равно!
- Я… хорошо, - растерянно ответила Тереза, опуская голову. – Ладно…
- Вот и славно! – громадная ладонь взъерошила ей волосы. Девочка неуверенно попыталась улыбнуться. Одним уголком рта.
***

- Я тебе говорю, лунную рыбу не жарят! – кипятился Рубила, размахивая руками. – Вот спроси у Кривого, он не даст соврать! Кривой, скажи – лунную рыбу не жарят?
- Сырьём едят, - ухмыльнулся Кривой, смущённо почёсывая макушку.
Рыжий презрительно хмыкнул:
- Безотносительно того, что это за рыба, у меня лично нет ни малейшего желания подцепить какого-нибудь паразита.
- Умник нашёлся! – возмутился Рубила. – Откель в лунной рыбе твои троллевы пазари… как их там?
- Глисты, Рубила, - снисходительным тоном школьного учителя пояснил Рыжий, глядя на него сверху вниз. – Ты выловил эту рыбину в ближайшей луже – и будешь уверять меня, что в ней нет глистов?
- Так это лунная рыба, дубина! Она ж того! Волшебная!
- Насколько я помню, её магические свойства ограничиваются странностями с восприятием времени, но про отсутствие глистов я ничего не слышал.
- Ну и ладно! – громко объявил Рубила, размахивая старым кривым кинжалом, который он использовал как разделочный нож. – Значит, мы будем жрать, а ты голодный сиди, раз тебя твои пазариты напугали!
Рубила был всерьёз обижен. Выловить лунную рыбу – редкая удача, хотя в детстве, когда он нередко просиживал с удочкой на пристани долгие утренние часы, никому из беспризорников не удавалось подцепить эту хитрюгу чаще, чем ему. Это был хороший повод блеснуть перед приятелем своими талантами, а тот не только не выразил никакого восхищения по поводу удачной рыбалки, но и равнодушно предложил зажарить восхитительную лунную рыбу вместе с обычными окуньками! Это было кощунство и почти предательство.
А ведь Рубила даже нарезал её тонкими ломтиками. Старался, между прочим. Что, парни разве оценят? Сметут, всё что в пасть полезет. Это Рыжий тут типа знает толк во всякой утончённой чепухе. Типа бывший-почти-аристократ, тьфу! Сырую рыбу мы не жрём, оказывается, нежные мы, глистов боимся! Чтоб ему феи плешь проели…
Дуясь на друга, Рубила демонстративно отвернулся и стал чистить морковку в суп. Ему помогала Тереза – уж с такой-то чепуховой работой и слепая справится. Рубила только поглядывал на всякий пожарный, чтобы она не порезалась.
- Ты злишься? – шёпотом спросила она.
- Кто, я?! – деланно возмутился Рубила. – И не думал даже. Очень надо!
Девочка как-то робко пугливо улыбнулась и взяла следующую морковку:
- Мне сегодня приснилось, что с Рыжим случится что-то плохое, - туманно сказала она. – Обещай за ним присмотреть, ладно?
- Чего я ему, нянька? – пробурчал Рубила, но как-то встревожился. Тереза никогда ничего не говорила просто так.
Уже почти год девочка жила в лагере разбойников, ни разу не выходя за его пределы. Прежняя запуганность вроде как прошла, но Тереза по-прежнему оставалась какой-то неестественно тихой и замкнутой, она бродила по лагерю, как маленькое привидение. Пожалуй, она была странной, хотя Рубила никак не мог понять, в чём собственно эта странность заключается. Чудилось, будто этот ребёнок знает что-то особенное, неведомое остальным. Или всё дело было в выражении бледного, почти всегда очень спокойного личика… Хотя много ли разберёшь на лице, наполовину завязанном тряпкой?
Босс с девочкой очень возился. Даже странно для него. Кто-то из парней подозревал нехорошее, но Рубила готов был дать в морду всякому, кто скажет при нём такую пакость. Босс был мужик правильный и дитё бы не обидел. Да и заметно было бы, если б вдруг что…
А вообще Рубила подозревал, что девчонка приносит удачу. Может, и босс так думает. Потому как вот уже год как дела у шайки шли – лучше некуда. Два Ножа точно нюхом чуял, в какой день через Тёмный Лес пойдёт караван, где ждать засады и сколько людей с собой брать. Босс, конечно – голова, а всё-таки без удачи в таком деле не обойтись. Девочка всегда ждала возле частокола, тревожно сжимая бледные губы, и не было случая, чтобы, возвращаясь с добычей, Два Ножа мимоходом не потрепал её по макушке, и тогда мелкая расслаблялась, начиная робко улыбаться.
Рубила вздохнул:
- Ты лунную рыбу ела когда-нибудь, мелкая?
Тереза склонила голову набок:
- Нет…
- Вот и славненько! – оживился разбойник. – Значит, попробуешь. Раз кое-кто тут типа выёживается!
- Если у неё живот заболит, ты будешь виноват, - хладнокровно заметил Рыжий, который оттого, что его игнорировали, никуда не делся. – Мне, впрочем, это всё равно, конечно...
- Эй, кто там с ужином возится! – послышался грубоватый голос Два Ножа. – Скоро вы там?
- Вы любите лунную рыбу, босс? – подскочил Рубила.
- И без неё уже темнеет, - пробурчал босс. – Мяса опять нет? Кого в Оквейл посылали?
- Костолома… там, в Оквейле щас цены на продукты знаете какие взвинтили, босс?
Два Ножа издал мрачный скептический звук:
- Мы ж их в этом месяце не грабили?
- Не мы, так другие, босс. И потом, у крестьян ведь ещё неурожаи бывают…
Два Ножа ещё раз хмыкнул и присел у костра. Вода в котелке закипела, и Рубила кинул в неё овощи. Он не то чтобы любил готовить, но умел – он и ещё Кривой с Меченым. Рыжий мог только что-нибудь сжечь – а ещё выделывается! Большинство остальных сходились во мнении, что можно развести костёр побольше, подвесить над ним цельный окорок и заснуть, пока не изжарится. Балбесы!
- Надо завести своего торговца, - холодно улыбаясь, предложил Рыжий. Рубила вытаращился на него:
- Завести?! Это тебе чего, собака?
Рыжий хмыкнул:
- Я имел в виду – договориться с торговцем, чтобы он поставлял нам некоторые товары со скидкой. А мы могли бы за это ему предоставить возможность, скажем, безопасно путешествовать через Тёмный Лес. Я полагаю, это было бы выгодно обеим сторонам.
Рубила заморгал:
- Ты там это… не перегрелся, часом? Думаешь, найдётся такой осёл? И потом – с каких пор в Тёмном Лесу кто-то может быть в безопасности?!
- Погодь, Рубила, - задумчиво изрёк Два Ножа. – Мысль-то неплоха, да вот… - он умолк, сдвинув густые брови. Рыжий покосился на него с лёгкой улыбкой:
- Я тоже полагаю, что мысль неплоха. Если у тебя есть немного воображения, Рубила, представь, какую выгоду получает торговец, который может беспрепятственно путешествовать через Тёмный Лес и любые другие места, где мы можем его подкараулить. Ну хорошо, согласен, мы не можем отвечать за оборотней, и хоббов, и разных там фей, но если он сможет не опасаться хотя бы разбойников, это уже сулит ему немало. А нам это было бы очень полезно.
Рубила никак не мог понять, серьёзно он это, или шутит. Рассуждал Рыжий вроде здраво, но сама мысль казалось сущей ерундой.
- Не выйдет ничего, - хмуро пробурчал Два Ножа, - Мы и за разбойников не можем отвечать, чего уж тут… - он сильно помрачнел, как будто это натолкнуло его на какую-то тяжёлую мысль. – С другого начинать надо.
Он тяжело поднялся. Рубила с некоторым беспокойством покосился на него:
- Босс, вы это… о чём?
- Много нашего брата развелось в Альбионе, - низко протянул Два Ножа, как будто озвучивая давно его преследовавшую мысль. – Пора… - он сделал долгую паузу, и Рубила вдруг поймал себя на том, что затаил дыхание. – Пора показать, кто тут хозяин…
Два Ножа вдруг хохотнул, почему-то потрепал Терезу по макушке и направился к воротам, видно, проверить, не задремали ли часовые. Рубила смотрел ему вслед с открытым ртом. Рыжий тоже смотрел на босса не отрываясь и рассеянно жевал кусок сырой лунной рыбы.

---

Богиня, храни Республику!

[Реати]

черновик

Отец Растина и Эррис был аннай и служил чиновником в каком-то мелком ведомстве, против всякой логики носившем слишком длинное название, чтобы его можно было запомнить. Растин и не запоминал. Как не запоминал ещё тонны разнообразной чуши, о которой имел обыкновение разглагольствовать Даврани Ницер. Слушать-то отца приходилось, куда деваться... Сестра с самого начала каникул пропадала то с подругами, то с поклонниками, а вот брату приходилось отдуваться за двоих. Неудивительно, что уже на третий день Растин возмечтал скорее сбежать в Академию и закрыться в морге, с трупами, которые молчат! По крайней мере, пока их не спрашивают.
Отец говорил о повышении цен, ворчал на начальство, которое повадилось требовать от подчинённых отчётов о прошлогоднем снеге и завтрашнем дождике, ругал Лант и предрекал войну. В конечном итоге, все его речи сводились к тому, что во всём виноват канцлер Мирант, тот самый, которого Бледная забрала ещё до рождения Растина. Последний уныло кивал, внутренне бесясь. Можно подумать, злосчастный Мирант выдумал и бюрократию, и неурожаи, и религиозных фанатиков. Ах да, и прошлогодний падёж скота - тоже его рук дело, как же иначе. Если бы Растин хуже знал отца, он бы не выдержал и ввязался в спор, но что толку долбиться в замурованную дверь? В ответ на любые аргументы отец принимал важный вид и изрекал что-нибудь вроде: "молодо-зелено" или "вот поживёшь с моё - научишься разбираться в жизни". Растин неизменно злился, яростно бросался в спор, а в конце концов - хлопал дверью. Терпения у него всегда было мало. Но вновь и вновь повторять навязший в зубах сценарий не хотелось, поэтому оставалось только пропускать отцовскую болтовню мимо ушей и утыкаться в книгу. Можно было, конечно, сбежать, как Эррис, но отец бы обиделся, а оставлять с ним сестру - значит неминуемо поставить на уши весь дом. У близняшки терпения было ещё меньше, особенно когда папочка заводил разговор о замужестве, а скандалить она умела очень громко.
Перед глазами пестрели схемы и таблицы. Однокурсники точно сочли бы Растина больным на всю голову, если бы узнали, что он читает учебники на каникулах, но ему было плевать. Пусть он и впрямь больной на всю голову - говорят, с некромантами это случается - но формулы и расчёты его завораживали... то есть, практика, конечно, ещё веселее, но разорение кладбищ всё-таки преследуется по закону...
Отец бубнил что-то осуждающее про работу Сената, и вдруг резко замолчал. Растин поднял голову, наткнулся на виновато-испуганный взгляд отца и попытался восстановить в голове его последнюю фразу. А восстановив, понял. Фраза была о чём-то вроде: "демоны б побрали этих ресситов".
- Да ничего, пап, - со вздохом сказал Растин. - Всё нормально.
- Уж прости, не должен был я этого говорить. - буркнул отец. - Никак не привыкну, что вы с Эрриской теперь тоже...
- Нормально, пап, - повторил Растин. Ему стало слегка неловко. Собственно, ему давно уже было неловко. У отца магического дара не было, у них с близняшкой - был, и когда это проявилось, они автоматически встали на ступень выше всего своего окружения. Никто не виноват, Богиня выбирает, кому родиться ресситом, а кому - аннаем, и если Она рассудила, что Даврани Растин и Эррис должны принадлежать к элите - так тому и быть, радоваться надо. Радоваться получалось - в Академии, но не рядом с отцом.
Отец меж тем старательно приободрился, приосанился и поглядел на сына со значительным видом:
- Я хочу сказать тебе, сын, - торжественно начал он, - что очень горжусь тобой. И Эрриской тоже. Вы молодцы! Ваша мать была бы счастлива видеть, что её дети отмечены Великой Богиней!
Растин вымученно кивнул. Эту оду он тоже уже слышал. Раз десять.
- Кроме того, - продолжал отец, - Мне известно, что вы оба отличились в Академии. И, между прочим, я всё ещё не слышал от тебя подробностей! - он воодушевлённо улыбнулся.
- Тебе это не будет интересно, пап.
Не хватало рассказывать отцу о своей специализации! Сам Растин влюбился в некромантию, но вряд ли кто-то из аннаев его поймёт. Ресситы - и те не все понимают. Студенты с других факультетов шарахались от некромантов, как от чумных. Эррис не в счёт, она сестра, и потом - у неё ветер в голове... Магия стихий - как раз для неё. Такая же простая - и такая же непредсказуемая.
- Ну почему же? Расскажи, поведай отцу о своей новой жизни! - отец всё ещё выглядел воодушевлённо, а вот если отказаться - наверняка обидится, решит, что сын загордился. Растин хмыкнул. Отец хочет услышать про учёбу сына? Он это услышит.
- Ну, на экзамене мне нужно было просчитать формулу диэнтраитового преобразования третьей степени. Она выводится из теоремы Деркрана о перекрещивающихся потоках и из физиологических показателей с помощью постоянной Аллеста. Там такая фигня со схемами - для первого преобразования нужна концентрация на пятом сеттене, а для остальных двух - на восьмом, поэтому чертить очень сложно. И формула длинная получается, да ещё с комплексными числами, так что, сам понимаешь...
Отец, разумеется, ничего не понимал. К этому-то Растин и стремился. Хочешь, чтобы человек потерял интерес к разговору - говори позаумнее, да с привлечением терминологии... Отец покивал с умным видом и увял. Можно было снова уткнуться в книжку.
- Ах да, - вспомнил отец. - Ты же ещё самого главного не слышал! У нас в городе сейчас полк расквартирован! Все орлы орлами, а неразговорчивые, и готовятся к чему-то... Говорю тебе, будет война!
- Если бы готовилась война, полки бы стягивали к границе, - отмахнулся Растин. - А не размещали под самым Арансиллем. Это глупо. Скорей уж смотр войск какой-нибудь готовится...
- Ну вот увидишь, попомни мои слова - будет война с Лантом!
Дался отцу этот Лант... Нет, конечно, от людей, которые поклоняются Бледной ничего хорошего ждать не приходится, и, если верить учителям, лантийцы арансилльцев любят не больше, чем арансилльцы лантийцев, но это ещё не повод для конфликта. Если, конечно, Альстиар не объявит какую-нибудь священную войну за веру. Но он этого не сделает, потому что не идиот же он. Лантийцы будут насаждать свою религию в западных степях - и пусть их насаждают, а вот на Арансиллисс они не полезут. Кишка тонка.
И, конечно, Арансиллисс не станет нападать первым. Тем более - на такое крупное государство, как Лант. В Сенате уже полтора века заседают сторонники мирного развития, и в ближайшее время ничего не изменится. Только отцу этого не объяснишь. Поэтому Растин просто пожал плечами.
Отец наконец-то бросил болтать и задремал в кресле. С некоторых пор появилась у него такая привычка. Хлопнула дверь - вернулась Эррис. Бабочкой впорхнула в комнату, ярко улыбнулась, бесцеремонно заглянула брату через плечо:
- Чем ты занимаешься? Бросай эту ерунду, пойдём лучше погуляем!
- Добрый день, Эррис, - Растин ухмыльнулся. Близняшка фыркнула:
- Мы сегодня уже виделись. Привет, пап. А, он спит... Слушай, эти парни в синих плащах такие зануды, а ещё офицеры! А у нас есть что-нибудь перекусить?
- Намажь себе бутерброд. Где ты была?
- У Карисы, а потом мы ещё к Дилену ходили... ой, совсем забыла! Я обещала, что ты покажешь Дилену свою магию!
- С ума сошла? - ужаснулся Растин. Оглянувшись на отца, он шёпотом добавил. - И где ты труп собираешься брать?
- Ну-у... у Дилена есть дохлая мышка.
- Мышка?! - повторно ужаснулся начинающий некромант. - Это детский сад какой-то. Не стану я такой ерундой заниматься!
- А если я очень попрошу? Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
- Даже не мечтай. Если кто-то узнает, надо мной будет смеяться весь факультет! - Растин недовольно глянул на сестру, строящую щенячьи глазки и отвёл взгляд. - И вообще, зачем тебе я? Покажи ему сама какой-нибудь фокус.
- Я показывала, - надулась Эррис. - Он хочет посмотреть на некромантию.
Хочет он... некоторые аннаи полагают магию развлечением. Так можно, пожалуй, сделаться снобом...
- Значит, придётся его разочаровать.
- Ну Растин! - взгляд у Эррис был в самом деле умоляющий. Видимо, этот Дилен был её очередной "вечной любовью". Растин не представлял, как она это делает, но сестрёнка ухитрялась заводить романы со скоростью света, причём каждый раз влюблялась со всем пылом, всегда разочаровывалась и искренне страдала около недели, а потом так же легко находила новую любовь. Взывать к её разуму в таких случаях было бесполезно.
- Ну хорошо, - наконец сдался Растин. - Но только никаких номеров. Обычный обряд, потом - аннигиляция. И никакой толпы зрителей, я не клоун.
- А-а-а, спасибо-спасибо-спасибо!!!
- Ну хватит обниматься!
С трудом отодрав от себя повиснувшую на шее сестру, Растин покосился на отца. Тот не думал просыпаться. Вот и отлично. Растин вздохнул:
- Это надо сейчас? Или время терпит?
Но Эррис никогда ничего не умела откладывать на потом.
- Потом ты передумаешь! Пошли!
Любящий братец покорно позволил ухватить себя за руку и потащить из дома. Как всегда, Эррис победила. Иногда Растину казалось, что он ненавидит сестру, но отказать ей было совершенно невозможно. Такой уж она была...
Близнецы были похожи - оба тонкие, черноволосые и большеглазые. А вот их характеры и пристрастия весьма даже разнились. Эррис была взбалмошной. Впрочем, сказать это - значит ничего не сказать. Это была не девушка, а яркий, позитивный, сверкающий и бренчащий разноцветными украшениями вихрь. Рядом с сумасшедшей сестрёнкой сам Растин, по природе своей довольно эмоциональный и порывистый, иногда чувствовал себя унылым старцем. Она была сплошь мелькание цветастых юбок и чёрных кудрей, сверкание улыбок, сплошь танец в солнечном свете. Растин был азартен и общителен, но считал себя человеком серьёзным. Он был влюблён в науку. Эррис была влюблена в жизнь.
Тирел был маленьким незначительным городком неподалёку от Арансилля. Близость столицы накладывала свой отпечаток: в Тиреле всегда знали свежие новости, а большая часть молодёжи только и мечтала переехать в Арансилль. Некоторым это даже удавалось.
Обычно в это время суток на улицах городка было довольно пустынно. Однако сейчас то тут то там мелькали синие и чёрно-серые плащи, компании из молодых людей в мундирах и чём-то разговаривали и смеялись. Растин замечал их и раньше, но не проявлял интереса, теперь же ему стало понятно, кто это. Эти люди могли быть только солдатами и офицерами из того полка, о котором говорил отец. Судя по цветам плащей, полк был аннайский, хотя один или два рессита там должны были быть. После неудачной кампании в Криарриа Сенат ввёл закон, согласно которому ни одна военная часть не должна оставаться без минимальной магической поддержки. Вообще армия была одним из немногих институтов, где высшие должности могли занимать аннаи. По старой имперской традиции Военная Академия всё ещё имела немалый авторитет, хотя давно уже не могла соперничать в этом с Магической Академией. По легенде обе знаменитые Арансилльские Академии были основаны в один день и долгое время считались двумя столпами государства, но с развалом Истранской Империи и появлением магократического Арансиллисса роль военных стала угасать...
Задумавшись, Растин перешёл улицу вслед за сестрой, и тут до них донеслись чьи-то крики и конское ржание. Кто-то выругался, крикнул: "Колдуна!" Растин остановился, озираясь и придержав сестру за руку. Чуть ниже по улице офицер удерживали беснующуюся лошадь, рядом стоял ещё один жеребец и, как ни странно, совсем не реагировал на происходящее. Чуть поодаль трое дюжих солдат выкручивали руки какому-то человеку в пропылённой дорожной одежде. Тот молча вырывался и, судя по всему, проявлял редкостную силу. Офицеру удалось кое как успокоить своего скакуна, он обвёл улицу безумным взглядом и снова закричал:
- Да чтоб вас всех! Найдите кто-нибудь рессита! Хоть какого завалящего колдуна, демоны б вас взяли!
Растин, начинавший понимать, в чём дело, рванулся к незнакомцу, которого держали трое. Эррис попыталась остановить его, прошипев: "С ума сошёл, не лезь!" - но брат от неё отмахнулся. Он успел как раз вовремя: незнакомец как раз смог освободиться, стряхнув с себя солдат, точно щенков, и, слепо набычившись, двинулся вперёд. Растин метнулся ему наперерез:
- Стой!
Незнакомец остановился как вкопанный, странно таращась на смельчака, заступившего ему дорогу. Растин в свою очередь внимательно разглядывал его. Предположения оправдались. На молодого некроманта смотрели тусклые остекленевшие глаза, лицо незнакомца было серым, на губах виднелись чёрные трещины.
Подоспели солдаты, попытались снова схватить его, тот рванулся, серое лицо жутко исказилось. Растин рявкнул:
- Назад! Назад, я сказал!!!
Как ни странно, молодцы сочли за лучшее послушаться странного молодого человека. Возможно, от неожиданности, а может быть - сработал командный тон. Они отступили, Растин протянул руку к серолицему незнакомцу:
- Успокойся. Слушай меня. Успокойся.
Слова подействовали. Тусклый взгляд ничего не выражал, но лицо расслабилось. Нервный офицер схватил Растина за плечо:
- Отойдите, демон вас дери, это сумасшедший!
- Да нет, - поморщился Растин, не отводя взгляда от серолицего. Тот снова занервничал, пришлось взять его за руку и ещё раз повторить. - Успокойся.
- Вы... он вас слушается? - задыхался офицер. - Не знаю, откуда взялся этот псих, потребовал Даранта - это колдун наш, рессит, то есть - а как услышал, что тот в Мельте задержался и только через два дня будет - прямо взбесился! И странный какой-то, с лица - как не человек... Его бы под стражу...
- Не надо под стражу, - нахмурился Растин. Ситуация ему совсем не нравилась, но надо было что-то делать. - Я забираю этого человека под свою ответственность. Когда прибудет ваш маг, передайте ему, чтобы нашёл Даврани Растина. И ещё одно: всё, что касается этого человека и его появления здесь, является военной тайной и разглашению не подлежит.
- Э-э-эй! - опомнился офицер. - А вы, молодой человек, имеете соответствующие полномочия, чтобы...
Растин молча вытянул из-под рубашки ресситский медальон.
Лицо офицера тут же преобразилось:
- Ох, простите, господин! Конечно же, распоряжайтесь!
- Распоряжусь, - буркнул Растин. Ему было немного стыдно, словно он пользовался не вполне заслуженными привилегиями. - Можете возвращаться к своим делам.
Серолицего незнакомца он всё ещё держал за руку, а тот смотрел стеклянными глазами и молчал. Растин поморщился. Должно было случиться нечто чрезвычайное, чтобы Поднятого отправили куда-то одного, без сопровождения. Или с сопровождающим что-то случилось? В любом случае, этим должен заниматься военный некромант, но угораздило же того где-то задержаться как раз тогда, когда он нужен!
- Иди за мной, - ровно приказал Растин, глядя прямо в пустые глаза. Приказы нужно произносить отчётливо и уверенно. Это было первым, чему его научили в Академии.
Разумеется, ни о каких Эррискиных приятелях теперь и речи быть не могло - по крайней мере, пока он не разберётся с тем, что на него свалилось. Точнее даже с тем, что он сам взвалил на себя.
Эррис во время разговора стояла чуть поодаль, косясь на Призванного с некоторой опаской, но сейчас подошла и немедленно зашептала:
- Растин, ты что делаешь?! Это ведь... мертвец, да?
- Да. Ну и что?
- Зачем ты в это ввязался?
- Тут поможет только некромант, - объяснил Растин. - Никого больше Поднятый слушать не будет. А без присмотра может чего-нибудь натворить, даже если его запрут. У меня нет выбора.
- Но это же тебя не касается! Это дело военных, а ты только первокурсник!
- Какая разница? - вздохнул Растин. - Я рессит.
Эррис закусила губу.
- Есть ещё одна вещь, - неохотно добавил её брат. - Вообще-то об этом говорить не полагается. Короче, этот тип... он из Легиона Мертвецов.
Эррис ахнула, расширив глаза:
- Он существует?!
- Да. Но учти, если расскажешь об этом кому-нибудь... из аннаев, это будет считаться государственной изменой.
- Я никому не скажу, - твёрдо произнесла Эррис.
Они направлялись домой. Мертвец молча следовал за Растином.
- Эррис, папу отвлеки, - сказал Растин. - Я отведу Поднятого в свою комнату. Отцу его лучше не видеть.
- Не нравится мне это, - буркнула Эррис, но спорить не стала. У дверей дома Растин снова взял мертвеца за холодную руку. Под мёртвой кожей вязко струилась привычная магия. Растину приходилось иметь дело с Поднятыми, хотя сам он был способен оживить мёртвого всего на минуту, но сейчас ощущения чем-то отличались. Конечно, он никогда ещё не встречался с кем-то из Легиона Мертвецов... При этой мысли по коже побежали мурашки. Обычно некромант поднимает мертвеца на время. Чтобы задать вопрос или дать поручение, после выполнения которого Поднятому дают упокоиться. Но воины Легиона упокоиться не могли. Они продолжали существовать в качестве Поднятых вечно - или, по крайней мере, пока не разваливались на части. Отличить их было легко: их тела не разлагались со временем, хотя и на живых не слишком походили. И ещё - только Легионеры могли сохранять разум и подвижность, когда рядом не было поднявших их некромантов. Правда, их поведение в этом случае предсказать было непросто. И эта мысль Растину очень не нравилась.
Пока Эррис щебетала с отцом, мертвец поднялся за Растином на второй этаж. Его взгляд был всё таким же пустым. Растин подвёл его к креслу и, обернувшись, отчётливо приказал:
- Сядь.
Мертвец покорно опустился в кресло. Он когда-то был симпатичным шатеном, но волосы выцвели и потускнели, а обтянутое серой кожей лицо никто не назвал бы привлекательным, как и мёртвые глаза, точно затянутые паутиной. Тлением от мертвеца почти не пахло, зато сильно пахло смолой и ладаном. Как ещё те солдаты не поняли, что он давно мёртв! Впрочем, что очевидно даже неопытному некроманту, далеко не всегда понятно простому человеку.
- Сколько времени ты не питался? - спросил Растин. - Отвечай.
Сухие губы в тёмных трещинах разжались:
- Пять... пять дней... - голос был сиплый. Неудивительно. Мертвецы не чувствуют жажды, только голод, но если долго не пить, горло ещё не так пересохнет. Растин молча налил в стакан воды, покопался в сумке, нашёл чёрный пузырёк и вытряхнул его содержимое в стакан. В воде расплылось тёмно-красное облако. Он быстро размешал содержимое, превратившееся в красноватую, стремительно густеющую жидкость, и протянул стакан мертвецу. Тот замер, подняв на некроманта сухие глаза:
- Что... это?..
- Пей, - приказал Растин. Мёртвая рука послушно дёрнулась к стакану, но тусклые глаза по-прежнему вопросительно упирались в Растина. Тот чуть мягче добавил:
- Это гемоглобиновый концентрат с закрепителями. Тебе поможет.
Пока Поднятый долгими глотками пил вязкую жидкость, Растин пытался разобраться с охватившим его непонятным чувством. Эррис не понять, почему он вмешался, но для некроманта Поднятый - почти как ребёнок. Что из того, что он не живой, и у него нет души? Это творение, за которое ты несёшь ответственность, даже если не ты его создал. Достаточно того, что ты имеешь над ним власть.
Это чувство ответственности Растину сейчас совершенно не нравилось. Ему страшно хотелось поскорее спихнуть мертвеца на кого-нибудь, кому полагается им заниматься. Но сейчас, когда рядом не было ни одного некроманта, он просто не мог не позаботиться об этом Поднятом. Не мог, и всё тут!
Лекарство явно оказало на мертвеца благотворное действие: серая кожа чуть порозовела, и даже глаза слегка прояснились. Если дать ему настоящей крови, а лучше - сырого мяса, то можно привести его в почти человеческий вид, но сейчас и этого довольно. Растин задумался. Что делать с Поднятым дальше, было совершенно непонятно. Судя по всему, тот привёз в полк какое-то известие, может быть, даже срочное, но вот это уж студента, окончившего только первый курс Академии, совершенно не касалось. Как рессит, он имел право знать больше, чем большинство аннаев, но как гражданскому лицу ему совершенно не подобало лезть в военные дела. Если он спросит, Поднятый, конечно, всё ему скажет, просто не сможет не сказать... И именно поэтому Растин не будет спрашивать. То, что должен передать мертвец, предназначается совсем не ему.
Впрочем, кое-что он мог спросить, не опасаясь влезть в чужие секреты.
- Как тебя зовут? Назови своё имя.
- Керн.
Просто "Керн" - и всё. Рессен, третье имя. У мертвецов нет ни альнена, ни диэна. Альнен - имя души, оно только для тех, у кого душа есть. Диэн - родовое имя. Оно только для живых.
- Я знаю, что ты из Легиона. Тебя послали передать что-то человеку по имени Дарант, верно? Отвечай.
Мертвецов нельзя просто спрашивать. Им нужно приказывать: "Отвечай, говори". Мертвецы без приказа не делают ничего.
- Да.
Взгляд в упор. По тусклым высохшим глазам ничего не понять. Но Растину в этом взгляде почудилось нечто вроде тревоги. Боится, что ему зададут следующий вопрос? Что спросят, что именно он должен был передать? Не ответить некроманту он не сможет, как не сможет и солгать, но... Что за ерунда! Как будто мёртвые могут чего-то бояться!
- Хорошо, - сказал Растин. - Даранта сейчас здесь нет, но он скоро приедет. Тебе придётся немного подождать. Я... - он запнулся. - Я не военный, поэтому не могу спрашивать тебя о твоём послании. Тебе придётся побыть здесь какое-то время. Пока не появится твой Дарант, тебе запрещается выходить из этой комнаты, разговаривать с кем-то, кроме меня и нападать на людей. Ты всё понял? Отвечай!
- Да. Я понял, - мертвец наклонил голову. Растин вышел из комнаты и столкнулся с сестрой. Она покосилась на дверь и прошептала:
- Ну что?
- Ничего, - её брат пожал плечами. - Теперь главное - позаботиться, чтобы Керн не попался на глаза отцу.
- Это ты о мертвеце? - Эррис поёжилась. Растин улыбнулся:
- Не нервничай ты так. Он безобидный. И, к тому же, меня слушается. Меня другое беспокоит... - он нахмурился и запустил пальцы в волосы. - Понимаешь, вообще-то так не полагается. Поднятых никуда не отправляют одних. Это опасно, мертвецы непредсказуемы, если рядом нет некромантов...
- Ты же сказал, он безобидный?
- Да, но... - Растин озабоченно подёргал себя за волосы. - Я немного не о том. Если запереть мертвеца в комнате и приказать никуда не выходить и ничего не делать - тогда всё в порядке. Они не могут нарушить прямой приказ. Но приказ... должен быть простым. Понимаешь? Путешествие, тем более далёкое - это сложно. По пути могут встретиться любые неожиданности. Некромант не может предвидеть всё и отдать приказы на каждый конкретный случай. Получается, что мертвец сам должен решать, как поступить, ориентируясь по ситуации... А никто не знает, что придёт в голову мёртвым. Этому Керну приказали передать нечто лично Даранту, и когда его не обнаружилось, Поднятый взбесился. А мог и ещё чего-нибудь выкинуть.
- Я всегда думала, что мертвецы только выполняют приказы, - сказала Эррис. - Разве они могут мыслить и решать сами?
Растин хмыкнул:
- Ещё как... На самом деле, если бы они были безмозглыми, от них бы толку не было вообще. Но они мыслят не так, как живые. Поэтому их не оставляют без присмотра.
- Ага, - сказала Эррис. - Но этого оставили.
- Теперь ты понимаешь, почему я беспокоюсь? Что-то случилось. Что-то серьёзное. Просто так правила не нарушаются.
- А спросить мертвеца ты не можешь?
- Я-то могу, но... - Растин поморщился. - Как тебе объяснить... Это немного... Нечестно. Потому что он не сможет не ответить, даже если не хочет отвечать. И даже если ему запрещено отвечать. Потому что я некромант.
- Профессиональная этика? - понимающе кивнула сестра.
- Вроде того. Это как вскрывать чужие письма.
- Но тогда ты ничего не узнаешь.
- Не узнаю, - поморщился Растин. - Ну и ладно. Всё равно это меня не касается. Пошли лучше ужинать, поздно уже.
- А мертвецы... они что-нибудь едят? - осторожно спросила Эррис, спускаясь вслед за братом по лестнице. Он ухмыльнулся:
- Сырое мясо. Ещё кровь пьют.
- Бр-р-р!
***
Керн остался один. В комнате было непривычно тепло. Небрежно застеленная кровать хранила запах человеческого тела, на столе грудой были свалены тетради и рваные чертежи. Он подошёл, тронул верхнюю тетрадку. Кажется, ему не запрещали, но... Вряд ли некроманта порадует, если он узнает, что Керн прикасался к его вещам..
Было тепло, и тускло горел светильник. Ему запретили выходить. В висках покалывало тревожное чувство: он должен быть не здесь. Он был голоден, от этого болела голова и ныли зубы. Он должен быть не здесь. Надо ждать. Он должен быть не здесь.
Он прикоснулся к стене, она была холодной. Он не может ждать два дня. Будет поздно. Он должен что-то сделать. Сказать... Он должен ждать, ему приказали.
Время тянулось, вязкое, как патока. Тревога нарастала. Он теряет время. Он должен ждать. Он должен сказать. Ему запрещено говорить. Если некромант спросит, он скажет, но некромант не хочет спрашивать...
У некроманта чёрные глаза и тонкая бледная кожа, он пахнет иначе, чем те, другие... Под кожей бьётся горячий пульс, и от голода начинает мутить. Он должен знать, иначе будет поздно.
Открылась дверь, некромант вошёл, нахмурил брови, на лбу заломилась складочка:
- Привет.
Странный, никто не здоровается с мёртвыми. Что за непонятное выражение на юном, невыносимо живом лице, смущение? Керн слегка кивнул в ответ и стал ждать. Некромант остановился посреди комнаты, огляделся:
- У меня мало места. Ты можешь лечь на пол, или сесть в кресло, только не броди всю ночь по комнате.
Керн наклонил голову. Некромант запустил пальцы в растрёпанные волосы:
- Может, ты голоден? Скажи тогда.
- Я голоден. Но я могу терпеть.
От запаха живого человека кружится голова. Некромант отрывисто кивнул, нахмурился ещё больше:
- Хорошо. Жди здесь.
Он быстро вышел, а Керн стал ждать, глядя в простую деревянную дверь и слушая торопливо удаляющиеся шаги. Он всегда так бегает? За окном было темно, а вокруг светильника кружились пылинки. Этот некромант - другой. Он не знает мёртвых. Он не чувствует опасности и смотрит, как на живого. На Керна очень давно не смотрели, как на живого. Враги и чужие, не знающие, не в счёт.
- Вот, - дверь снова открылась, некромант стоял на пороге, сурово сжимая губы, держал на тарелке размороженный бифштекс. - Это тебе. Ешь.
Жаром обдало внутренности, рот наполнился горьким и вязким. Холодное мясо чуждо пахло магией и погребом, но это была пища. Керн жадно схватил тарелку, вгрызся в бифштекс, пачкаясь красноватым соком, у мяса был мёртвый и горький вкус железа, но это не имело значения. Некромант смотрел в упор, наморщив лоб. Он в самом деле был другим. Те не смотрели. Но он не был глуп, хотя и не знал мёртвых. И он смотрел так, словно хотел узнать.
- Я больше не голоден, - сказал Керн, не дожидаясь вопроса. И поставил тарелку на стол. Голова больше не кружилась - почти.
Некромант серьёзно кивнул и достал из кармана платок. Протянул Керну. Тот посмотрел на него. Некромант вздохнул:
- Вытри руки.
Керн понял и подчинился. Это было знакомо - все живые любили чистоту. Некоторые бежали намыливать руки, постояв две секунды рядом с мёртвыми.
- Молодец, - сказал некромант, пряча платок в карман. И это было странно. Мёртвых не хвалят. И платок. Те, другие бы его сожгли.
- Я ложусь спать.
Керн молчал. Никто не ложится спать в присутствии мёртвых, но... Некромант стянул рубашку через голову и, сосредоточенно нахмурившись, посмотрел в потолок. Керн посмотрел туда же. На потолке ничего не было. Зато у некроманта были хрупкие плечи и голубые жилки, просвечивающие сквозь кожу. На мгновение стало больно в груди.
- Спокойной ночи, - сказал некромант и погасил светильник. Во тьме был слышен шорох и дыхание. Керн закрыл глаза. Мёртвые не спят, поэтому горячее живое дыхание ему придётся слушать всю ночь. Хорошо, что мёртвые не сходят с ума.
***
Растин никак не ожидал, что сможет так спокойно спать, когда в комнате находится мертвец, однако же выспался он отлично. Хотя нельзя сказать, что было так уж приятно по пробуждении встретить прямо перед собой глядящие в упор мёртвые глаза. Поднятый стоял рядом с кроватью и молча смотрел. Растин сонно буркнул:
- Доброе утро.
Поднятый молчал. По его лицу совершенно невозможно было определить, о чём он думает, а может быть, он и вовсе ни о чём не думал. Кто их знает, этих мертвецов.
- Ты встал, о брат мой? - Эррис с хихиканьем заглянула в комнату и тут же сделала испуганные глаза, наткнувшись взглядом на Поднятого. Растин махнул ей рукой:
- Никаких мышек! - объявил он. - И не мечтай!
- Эй, ты же согласился!
- Я передумал. Мышка - это недостойно великого меня. Ещё крыска - куда ни шло.
- Придуриваешься! - Эррис вошла в комнату, осторожно, бочком, обойдя спокойно стоящего на одном месте мертвеца. - Ну, как тут твой подопечный?
- Вёл себя смирно, спать мне не мешал, - Растин вылез из-под одеяла и начал натягивать рубашку. - Просто не обращай на него внимания.
- Ла-адно, - протянула сестрёнка. - Слушай, тут такое дело... Там внизу стоят какие-то офицеры. По-моему, они хотят с тобой поговорить.
- Да? Ну ладно, - Растин зашнуровал один сапог и взялся за второй. - Тогда я сейчас спущусь.
- Растин, - Эррис понизила голос до шёпота. - Скажи, ты правда уверен, что тебе это позволено... Ну, распоряжаться этим... мёртвым? Вдруг у тебя будут неприятности?
- Если будут, будем и разбираться, - серьёзно сказал Растин, встал, коротко приказал Поднятому оставаться на месте, кивнул сестре и легко сбежал по лестнице вниз.
Суровый пожилой офицер - не тот, которого молодой некромант видел прежде, другой - хмуро отдал честь и поинтересовался:
- Даврани Растин?
- Верно, - сухо кивнул тот. - Вы по поводу гонца?
Офицер ответил не сразу. Окинул вихрастого юношу внимательным задумчивым взглядом, пожевал ус.
- Вы студент, - он не спрашивал, он утверждал. - Вы поступили в Академию год назад. Мне сказали местные.
- Это правда, - согласился Растин.
- Вы не подумайте чего, - продолжал офицер. - Я своё место помню. Вы рессит, молодой человек, стало быть, право имеете. А только на мне ответственность... - помолчав, он добавил, протянув руку. - Я не представился. Полковник Тергаи Лартэ.
- Рад знакомству, - искренне сказал Растин, пожимая предложенную руку. Полковник ему понравился. Было в нём что-то такое основательное.
- Я тоже, молодой человек... Простите, господин Даврани. Так вот, к чему я. Вам, конечно, решать, но этот гонец в мой полк прибыл. И, думается мне, с каким-то срочным донесением. И, вы уж не обессудьте, но не могу я это дело просто так оставить.
- Конечно, я понимаю, - быстро кивнул Растин. - Но видите ли, гонцу был отдан приказ передать послание этому вашему Даранту лично. И так уж вышло, до тех пор, пока ваш маг не вернётся, за гонца отвечаю я. Это дело ресситов, хоть я и не военный... Разумеется, как только Дарант появится, я готов полностью отчитаться перед ним.
- Да в том-то и беда, - помрачнел полковник. - Не появится он.
- Что? Но... Как?
Тергаи вздохнул и потёр лоб:
- Погиб он. Лошадь понесла и... Только этим утром пришло сообщение - тело нашли на северной дороге...
Растин потрясённо молчал, что-то внутри него стремительно ухнуло в пустоту. Не то чтобы ему было дело до кончины незнакомого некроманта, но... то, как складывались события... как раз сейчас, когда здесь этот Поднятый... совпадение?
- По закону, - негромко, медленно, похолодевшими губами сказал Растин, - вам должны прислать другого мага. Как скоро это случится, учитывая обстоятельства?
- Да через неделю, не раньше, - хмуро сказал полковник. - Так что теперь, молодой человек?
- Я... - Растин запнулся. Он не знал. Нужно было принять какое-то решение, а он даже не представлял, что от него может зависеть. Возможно, какой-нибудь пустяк... А может, совсем наоборот. Брать на себя ответственность в такой ситуации... С другой стороны, разве он не взял уже на себя ответственность? Причём по своей воле?
- Я... Мне нужно подумать, - наконец сказал он. - Речь может идти о государственной тайне. Я поговорю с гонцом и... в общем, я вам доложу.
Полковник помолчал. Посмотрел на небо. Потом на Растина.
- Хорошо, молодой человек, - наконец сказал он. - Я надеюсь на вашу ответственность.
"Молодой человек" быстро покивал, сдерживая подступившую судорогу. Легко сказать - поговорить с гонцом. Если бы тот был живым, то мог бы решать сам, что можно говорить, и кому. А он, Растин... Он ничего не знает. Но принимать решение придётся ему. И демоны знают, не приведёт ли ошибка к каким-нибудь серьёзным неприятностям.
Растин вернулся домой, сел за стол и задумался. Хвала богине, отец был на службе, если бы он заметил необычных посетителей, пришлось бы давать объяснения... Да какая разница, всё равно придётся! Шила в мешке не утаишь. Растин поморщился.
- Ты слишком кислый, - заявила невесть откуда взявшаяся близняшка. - Ну что? Тебе влетит?
- Не знаю, - Растин взял стакан, повертел его в руках и налил воды из графина. - Давай не будем об этом сейчас. Мне нужно проветрить голову.
- Тогда нечего сидеть дома, - Эррис обняла брата за плечи и положила подбородок ему на макушку. - Пошли гулять.
- Знаешь, вот сейчас мне немного не до твоих диленов и мышек...
- Я сказала "гулять", а не "в гости", - сестрёнка не больно дёрнула его за ухо. - Сколько можно торчать в четырёх стенах? На улице погода чудесная, а ты в этом году ещё не купался. Пошли на озеро!
- Это и есть твой коварный план? - хмыкнул Растин. - Утопить меня? - он подвигал бровями. Эррис прыснула и повисла у него на шее:
- Пошли-пошли-пошли! Заодно и голову проветришь!
Растин ещё немного поартачился, просто так, забавы ради, но потом порывисто встал и, улыбаясь, взъерошил волосы:
- Ладно, уломала! Но если вдруг погода испортится, я тебя заставлю разгонять тучи!
- Делов-то! - отмахнулась Эррис.
Озеро было почти в черте города, хотя и пришлось полчаса вышагивать по пыльной горячей дороге вдоль рощицы. Светило солнце, пели птички, и всё такое. Настроение у Растина улучшилось, и всю дорогу он перешучивался с сестрой, швыряясь в неё полотенцем. По прибытии на место обнаружилось, что за год озеро изменилось мало, разве что чрезмерно разрослись камыши. Эррис сбросила платье, оставшись в одной нижней сорочке, и со счастливым визгом бросилась в воду. Растин поспешил последовать её примеру.
Накупавшись, набрызгавшись и пару раз "утопив" друг друга, брат с сестрой выбрались из воды и растянулись на берегу, бросая в воду камешки. Растин с суровой миной накинул близняшке на плечи свою рубашку: её намокшая сорочка очень уж просвечивала. Эррис скорчила гримаску:
- Чего ты там не видел?
- А вдруг кто-то прячется в кустах и подглядывает? - чопорно возразил Растин. - Как твой брат, я обязан заботиться о твоей чести!
- Зануда! - сестрёнка кинула камешек в него. Растин не замедлил ответить тем же.
- Вообще ты меня сбиваешь с пути истинного! - объявил он. - Я сейчас должен решать, что мне делать с одной проблемой, а не дурью маяться.
- Рассказывай! - великодушно позволила Эррис. Её брат невесело усмехнулся:
- Наверное, это очень глупо. Человек, которому Поднятый должен был передать послание, умер. Его преемник появится не раньше, чем через неделю. А я теперь в идиотской ситуации: я не знаю, имею ли я право спросить об этом послании, и вообще, кому об этом можно говорить.
- Ну и что? - удивилась Эррис. - Представь, что это письмо. Если адресат умер, письмо возвращают отправителю... Что тут такого?
- А если в этом письме что-то жутко важное и срочное? Тогда его нужно вскрыть. Или что-то крайне секретное? Тогда его вскрывать нельзя, - Растин приподнялся на локте и посмотрел сестре в глаза. - Понимаешь, эти военные дела... Я в них не разбираюсь. А решать мне, я единственный некромант и, кроме тебя, единственный ресссит в городе!
- И что из того? - Эррис фыркнула. - Почему всё это должно волновать тебя? Ты вообще просто мимо проходил!
Растин откинулся на спину и посмотрел в небо:
- Знаешь... я ведь никогда не думал об этом, а вчера подумал. Ведь это, наверное, и значит - быть ресситом.
- Что?
- Не проходить мимо, - он вдруг решительно поднялся. - Я, пожалуй, знаю, что делать. Я должен спросить Поднятого и узнать, что это за послание. Иначе я ничего не решу. Может быть, ерунда какая-нибудь...
- А как насчёт: "это нечестно"? - ехидно поинтересовалась Эррис. Растин нахмурился, но потом пожал плечами:
- Если уж всё равно приходится брать на себя ответственность, ничего не поделаешь. И потом, если даже я узнаю какую-нибудь военную тайну, ничего особо страшного не случится. Наверное...
Дорога домой началась в молчании, но продлилось оно недолго. Растин что-то обдумывал про себя, а Эррис, дабы развлечься, принялась баловаться с ветром и подняла пыль столбом. Посеревший братик не выдержал и отвесил ей подзатыльник, и в результате всю оставшуюся дорогу близнецы гонялись друг за другом. Эррис сделала попытку улететь, но эта попытка провалилась с треском и воплями.
- Троечница, - довольно констатировал Растин, снисходительно глядя на потирающую пятую точку сестру.
- Вообще-то летать учат на третьем курсе, - обиделась близняшка. - Так что это была ещё удачная попытка! А ты даже так никогда не сможешь!
- Где уж мне, - покивал ей брат. - Не сильно ушиблась?
- Да нет, всё нормально... Так что, мир?
- Перемирие. До тех пор, пока ты опять не обсыплешь меня пылью с головы до ног.
- Эй, я же не нарочно!
- В любом случае, потише, - Растин замедлил шаг. - Сейчас мы войдём в город, нечего пугать аннаев твоими магическими выкрутасами.
- Поправочка: это твои магические выкрутасы страшные, а мои - милые и забавные!
- Скажи это тому несчастному, которому ты подпалила шевелюру в первый день занятий.
- Неужели ты поверил, что я это нечаянно?
- Погоди-ка... - Растин нахмурился. У дверей снова торчали какие-то военные. Близнецы переглянулись.
- Они так и будут здесь толпиться?
- Может быть, что-то случилось... - Растин решительно подошёл к офицеру. Судя по форме, тот был явно из какой-то другой части, или как это называется, по крайней мере, плащей с чёрным кантом Растин в городе ещё не видел. На краю сознания вертелось воспоминание о том, что означает такой кант, но поймать его никак не удавалось.
- Даврани Растин, - представился юный некромант. - Что происходит, офицер?
Тот холодно кивнул:
- Пройдите в дом. Вас ждут.
Близнецы переглянулись снова.
- А... Кто именно ждёт? - осторожно осведомился Растин.
- Увидите, - сухо ответил офицер. - Я не уполномочен называть имена и звания.
Такой ответ Растину совсем не понравился, но делать было нечего - не стоять же на пороге собственного дома. Немного беспокоила мысль о том, кто впустил таинственного гостя. Или отец уже вернулся со службы - так рано? Только отца здесь и не хватало...
Растин открыл дверь и вошёл, Эррис притаилась за его плечом. Уже через несколько минут стало ясно, что опасения подтвердились. Из гостиной доносились голоса, и один из них точно принадлежал Даврани Ницеру. Второй был незнаком. Растин заглянул в гостиную:
- Добрый день.
- А, Растин! - восторженно воскликнул отец. - Ты вернулся! Видишь, тут к тебе гость! Весьма важный человек, он даже отпросил меня со службы - специально, чтобы поговорить о тебе! Только не спрашивай меня ни о чём, я ничего не знаю, но все эти тайны! Такое доверие к тебе, сын!
- Да, я понял, - сказал Растин, хотя ничего не понял, кроме того, что гость произвёл на отца большое впечатление. Незнакомец встал и молча поклонился. Это был довольно высокий и худой человек, лет сорока, или больше, с неприятными болотно-зелёными глазами и тонкогубым ртом. На его груди поверх чёрного мундира болтался ресситский медальон, но и без этого знака Растин уже понял, что перед ним военный некромант.
- Ареттани Оршер, - представился гость, улыбаясь и одновременно сверля Растина пристальным взглядом. Тот коротко и очень официально кивнул:
- Даврани Растин.
- О, я знаю, - Оршер улыбнулся ещё шире и ещё неприятнее. - Я имел... честь побеседовать с вашим... многоуважаемым отцом.
- Я так и понял, - сухо сказал Растин. Внутри у него вспыхнула совершенно неуместная злость. Отец продолжал смотреть на гостя с восхищением, но от самого Растина отнюдь не укрылись издевательские паузы в голосе военного некроманта, равно как и интонация, с которой тот произнёс слова "честь" и "многоуважаемым". Этот тип определённо не считал беседу с каким-то там незначительным аннаем честью.
- Уверен, вы понимаете, - протянул Оршер, - что при всём моём... уважении к вашим родственникам, нам следует побеседовать без посторонних... Вы сами понимаете, по какому вопросу...
- Разумеется, - напряжённо кивнул Растин, отметив про себя, как заблестели глаза отца. - Пап, Эррис, извините. У меня одно дело с этим господином.
Отец открыл было рот, чтобы разразиться очередной прочувствованной речью, но Эррис вовремя ухватила его за рукав и потащила к себе в комнату, щебеча что-то об их прогулке и чудесной погоде. Растин почувствовал к ней благодарность.
- Вам не кажется, - многозначительно заметил Оршер, провожая их искусственной улыбкой, - что нам стоило бы пройти туда, где... находится объект нашей беседы?
Да блин! Он же военный, неужели нельзя изъясняться без идиотских намёков? Растин старательно изобразил вежливый оскал:
- Не раньше, чем вы объясните, что именно вы имеете в виду.
- Как?! - Оршер театрально поразился, но тут же вновь расплылся в сладкой улыбке. - Мне показалось, что мы понимаем друг друга...
Но у Растина уже кончилось терпение:
- Демоны... Здесь больше нет посторонних, так что давайте говорить прямо! У меня в доме Поднятый, а не какой-то там "объект". Я забрал его... на хранение под свою ответственность. Вы хотите его забрать, или что?
- Вы совершенно точно...
- Тогда предъявите ваши документы, или какие там ещё доказательства ваших полномочий, и закончим на этом, - перебил Растин. На этот раз его собеседник поразился совершенно искренне. Юноша почувствовал некое мстительное удовлетворение.
- Позвольте, молодой человек... Вы, кажется забываетесь! Мало того, что вы - гражданское лицо, да ещё безо всяких чинов... Вам не кажется, что вы вообще не имеете права что-то требовать?
- Ага, - с наслаждением сказал Растин. - Но и вас зовут не Дарант. И меня предупредили, что его преемник появится только через неделю. Поэтому я не уверен, имеете ли вы право на распоряжение упомянутым Поднятым и... доступной ему информацией.
- Вы так точно не имеете на это никакого права! - прошипел Оршер. Он был в ярости, и, скорее всего, это грозило неприятностями, но Растину это почему-то нравилось. В груди стало жарко. Растин вежливо, как только мог, улыбнулся:
- Что же вы так нервничаете? Я и не пытаюсь ничем распоряжаться. Покажите мне ваше назначение, и окончим этот разговор.
- У меня нет никакого назначения, - высокомерно произнёс Оршер. - Я не был назначен в этот... полк. Я специально прибыл из Легиона, дабы предотвратить ошибку и попадение.... крайне секретных сведений не в те руки. А вы... молодой человек, слишком самоуверенны! Но коли уж вы так упрямы - думаю, печать Легиона вас убедит?
Растин посмотрел на серебряную блямбу со знакомым оттиском в виде черепа и медленно кивнул. Спорить было больше не с чем.
- Разумеется. Вы могли показать мне это сразу. Я немедленно приведу Поднятого.
- Не торопитесь, молодой человек!
Некромант из Легиона смотрел надменно и торжествующе. И, кажется, он и правда разозлился.
- Ваше поведение абсолютно... Впрочем, это неважно. Я хотел обсудить с вами совершенно иной вопрос... А именно - ту секретную информацию, о содержании которой вы, как я понял, имеете некоторое представление.
- Вы ошибаетесь, - сухо сказал Растин. - Никакого представления о вашей секретной информации я не имею.
- Я позволю себе в этом усомниться. Вы имели полный доступ...
- Я правильно понял, что вы обвиняете меня во лжи? - Растин снова оскалился. - Повторяю, вы ошибаетесь. Я вашего Поднятого ни о чём не спрашивал. Я осознаю пределы своих полномочий!
Растин всерьёз обозлился. Всего час назад он именно что и собрался свои полномочия превысить, но... Но никто не имел права называть его лжецом! Если бы он и правда успел выяснить что-то у мертвеца, то не стал бы этого скрывать! Да и зачем? Он же собирался лишь выполнить свой долг, только и всего.
Оршер смотрел на него, высокомерно кривя губы:
- Ваше... поведение заставляет меня в этом усомниться. Вы в самом деле не допрашивали Поднятого? Позвольте вам напомнить, что речь идёт о деле чрезвычайной важности...
- Я уже ответил вам! За кого вы меня принимаете?
Оршер презрительно улыбнулся:
- За самоуверенного мальчишку, которым вы, вне всякого сомнения, и являетесь, молодой человек.
Растин сжал кулаки и заставил себя досчитать до десяти.
- Слушайте, так мы ни до чего не договоримся. Давайте, я приведу Поднятого, а вы его допросите. Он вам не солжёт.
- Прекрасно, тогда сделайте это!
Растин резко развернулся и направился в свою комнату. Вот странное дело! Ещё вчера, да нет, ещё сегодня утром он только и мечтал о появлении кого-то вроде этого типа. Явился тот, кто должен был снять с Растина всякую ответственность, теперь ничего не придётся решать, этим займётся тот, кому положено. Только вот отчего-то облегчения Растин совсем не испытывал. Совсем наоборот. Он чувствовал какую-то тревогу, и ему совершенно не хотелось передавать Поднятого в распоряжение этого упёртого высокомерного придурка...
Богиня, какая глупость! Растин даже остановился посреди лестницы, поразившись собственным мыслям. Это же не ребёнок и не подобранная на улице зверюшка! Поднятый - это... это оружие. Причём секретное, чужое и совершенно ему не нужное. Надо просто вернуть его владельцу, каким бы мерзким типом тот не был. Вот ведь, лезет в голову всякая чушь...
Мертвец стоял посреди комнаты и тупо смотрел стену. Впрочем, может быть, он о чём-нибудь думал. Вообще надо было просто приказать ему следовать за собой, но Растин почему-то остановился, чувствуя какую-то неловкость, и сказал:
- Там... прибыл некромант из Легиона.
Поднятый повернулся и посмотрел на Растина в упор. Он ни о чём не спрашивал. Если Растин хотел проверить его реакцию на известие, то её просто не было.
- Его зовут Ареттани Оршер, - добавил Растин и неожиданно для себя самого спросил. - Ты его знаешь? Отвечай.
- Да, - сказал Керн. Его голос и лицо по-прежнему ничего не выражали. Разве что во взгляде появилось нечто... Но нет, наверное показалось. Что могут выражать мёртвые стеклянные глаза?
- Ладно. Иди за мной, - велел Растин.
Увидев Поднятого, Оршер буквально впился в него взглядом.
- Подойди сюда! - приказал он. Мертвец помедлил секунду, затем подчинился.
- Кто послал тебя? - резко и зло спросил Оршер. - Отвечай!
Растин поморщился: это же мёртвый, зачем на него так кричать?
- Цидрани Герши, - ровным голосом ответил Поднятый, - магистр третьей степени, командующий пятой и двенадцатой сотней.
- Прекрасно, - процедил Оршер, его глаза сверкнули. Он взял со стола графин и налил в стакан воды. - Кому он приказал тебе передать сообщение? Говори!
- Иттиани Даранту, магистру пятой степени, приписанному к девятому кавалерийскому полку Южной армии.
Оршер кивнул, зло ухмыляясь, и поднёс было стакан с водой к губам, но не отпил.
- Ты передавал кому-либо порученное тебе сообщение? Говори!
- Нет.
- Тебя спрашивал об этом сообщении присутствующий здесь Даврани Растин? Отвечай!
- Нет.
Растин стоял у двери, сложив руки на груди, и злорадствовал.
Оршер криво улыбнулся и поставил нетронутый стакан на стол.
- Что ж, отлично, - прозвучало это достаточно кисло.
- Вы могли бы и извиниться, - не удержался Растин. - Или у вас всё ещё есть какие-нибудь претензии ко мне?
- Что? Нет... Нет, больше никаких претензий, - Оршер растянул тонкие губы в очередной ухмылке. - Конечно, примите мои извинения.
Слова его звучали отнюдь не искренне, но на большее Растин и не надеялся. Он посмотрел на Поднятого. Тот бессмысленно таращился на стоящий на столе стакан. Растин тоже посмотрел на стакан.
- Вы хотите пить, молодой человек?
Растин вздрогнул:
- Нет!
- Что ж, позвольте попрощаться с вами... - поклонился Оршер. - Других дел к вам у меня нет...
- У меня к вам тоже, - буркнул Растин, но заставил себя поклониться в ответ. Оршер холодно приказал Поднятому следовать за собой и любезным тоном попросил Растина проводить его до дверей, что тот и сделал. Хотя, сказать по правде, ему больше хотелось на прощание дать гостю хорошего пинка. Выходя из гостиной, мертвец обернулся и странно посмотрел назад.
- Всего доброго, - сказал Растин, распахнув входную дверь. Он говорил искренне, но обращался к Поднятому. Тот наверняка этого не оценил, а Оршер - не понял, но это не имело значения. Быть вежливым с этим лицемерным типом из Легиона совершенно не хотелось. Лучше уж с мертвецом.
Проводив гостей и заперев за ними дверь, Растин вернулся в гостиную, посмотрел на несчастный стакан, потом поморщился и выплеснул из него воду за окно.
***
- ...а ещё я могу дождик устроить, ну, то есть, это не рекомендуется делать, но я могу. Там надо нарисовать такую красивую схемку и обязательно измерить температуру воздуха и атмосферное давление, и ещё какую-то ерунду, я не помню. Но, вообще-то, можно ничего не чертить и не высчитывать, а просто так; но тогда можно устроить маленький потоп или какое-нибудь атмосферное завихрение, нам говорили... А зато с огнём можно делать, что угодно, ну, то есть, только до пятого уровня, а шестой вообще никому нельзя, но я всё равно пока могу только второй: это, там, свечку зажечь или несильный ожог... на боевую магию не тянет, но ведь если в глаз, то всё равно очень больно будет, правда же? А боевая магия вообще очень простая, нам на вводной лекции говорили, там надо только научиться управлять энергией и концентрироваться. А вот зачарование и всякие такие штуки - это сила! В Арансилле кругом такие светильнички висят, очень классненькие, разноцветные, там внутри заклинание, и оно не рассеивается. То есть, оно рассеется, но лет через пятьсот, или позже, не знаю... А чтобы сделать летающую повозку, ну, такую, чтобы аннаи тоже управлять могли, надо ещё после выпуска специальные курсы проходить, потому что там всякие хитрые заморочки. Я так тоже, наверное, смогу научиться, если захочу, только мне неинтересно, а вообще это к зачарователям, а стихийная магия - она для другого, но мне нравится. А тебе, пап?
- Ты чудо, золотце! - умилился отец. Эррис просияла. У неё был свой личный способ преодолевать отцовское занудство: не давать ему вставить слова. Вот только долго сидеть на одном месте, пусть даже болтая обо всяких интересных штуках, она не любила. Она вся извертелась. Но ради спокойствия братика надо было стараться, поэтому девушка с лучезарной улыбкой налила отцу уже третью чашку чая. Братик, зараза, развёл секреты, а значит, пока его гость не уйдёт, надо развлекать папу на кухне. Может, ещё скормить ему заначенную шоколадку?
- Ты так увлекательно рассказываешь, солнышко, - покачал головой отец. - А вот твой брат всё молчит. Даже не представляю, чем он занимается...
- Ну-у, он там изучает какую-то занудную тягомотину, - зевнула Эррис. - Сплошная теория и расчёты. Я даже не помню точно, как называется его факультет, из высшей магии чего-то, у них вечно там всё такое абстрактное... Зато у него однокурсники симпатичные, я со всеми почти перезнакомилась, и ещё с ним, вроде, в одной группе сын какого-то сенатора, я только не помню, как его зовут...
- О, - оживился отец. - Какая честь! Значит, это престижный факультет?
- Ну, ты что, пап, я же говорю - высшая магия, там выпускники на государственных должностях всегда... А, впрочем, я точно не знаю. Мы так вообще в разных корпусах, но я к нему часто забегаю, а ещё нам разрешили в общежитии поселиться вместе. Вдвоём, конечно, неудобно, потому что я его выгоняю за дверь, когда переодеваюсь, но зато я его кормлю, а то он будет питаться сухомяткой без меня. Ещё мы на набережную ходим вместе, когда большая перемена. Там набережная ужасно красивая. И корабли. Ты когда-нибудь видел большие парусники, пап, ну, такие, которые в море плавают, и всё такое? Они большие, и у них столько парусов, я даже не знаю, сколько у них парусов! Я такой только один раз видела, так, чтобы не на картинке. Потому что они морские. И Веретта - единственная река, куда они заходят, и то редко.
- Это ужасно увлекательно, - сказал отец. - Помню, в молодости случалось мне бывать в Арансилле... Там я познакомился с вашей мамой... но сейчас там ужасные цены, просто невозможные!
Эррис прикусила язык, чтобы не сказать, что для ресситов всё дешевле. Отца бы это уязвило, даже если бы он не подал виду.
- Ну, знаешь, там ещё надо знать места, потому что если вот ты пойдёшь в столовую, или ты пойдёшь в ресторан - разница большая, правда ведь? А я тебе ещё не рассказывала, как мы с Растином... Ой, Растин!
Братик как раз вошёл в кухню, рассеянно ероша волосы.
- Налей мне чаю, - тоскливо попросил он. - Меня задолбал этот... господин.
- Что такое? - всполошился отец. - Мне твой гость показался весьма любезным и... значительным лицом!
- Да-да, всё нормально, пап, - Растин махнул рукой. - Он приходил насчёт... насчёт... одной ресстской штуки, и эта штука... В общем, неважно, - он взял у сестры чашку и благодарно кивнул. - Ты мне вот что скажи, пап, о чём этот тип тебя расспрашивал? Зачем-то ведь ему понадобилось отпрашивать тебя со службы?
- О, он очень интересовался тобой! Спрашивал о твоей учёбе... Да, и он ещё спрашивал, не приводил ли ты кого-то домой, и не говорил ли мне о чём-то, связанном с армией... Я не совсем понял его, но ведь такого, кажется, не было, правда, Растин?
- Не было, - Растин ещё раз подёргал себя за волосы. - Ладно... Ерунда всё это. Кстати, а что у нас на обед?
- На обед ты возьмёшь ножик и будешь помогать мне чистить картошку в суп, - объявила Эррис. - И, кстати, никто не в курсе, куда делся здоровый кусок мяса из кладовки?
***

После обеда Растин объявил, что хочет почитать и будет в своей комнате. Эррис увязалась за ним: ей было любопытно, что же за разговор состоялся у братика с незнакомцем. В комнату Растин вошёл первым, но вдруг остановился, пробормотав: «Это ещё что?» Выглянув из-за его спины, девушка увидела то, что его удивило: на столе среди вороха книжек, тетрадей и ещё каких-то бумаг поблескивал некий металлический предмет.
- Ух ты! – прежде, чем братик успел ещё что-нибудь сказать, Эррис бесцеремонна цапнула предмет со стола. Это оказался широкий браслет со спиральной гравировкой из угловатых рун, напоминающих арансилльские, но непонятных. – Это откуда?
- Понятия не имею, - Растин отобрал браслет у сестры и, нахмурившись, повертел его в руках. – Этого здесь не лежало…
- Ну, не в окно же он залетел! – Эррис покосилась на запертые окна. – А, знаю! Его забыл твой мертвец.
- Мёртвые ничего не забывают, - рассеянно произнёс Растин, пытаясь разобрать странную надпись. – Тут что-то на истравеле, наверное. По крайней мере, руны похожие…
- Я на истравеле знаю только парочку терминов, - Эррис отобрала браслет обратно. – Но про такие штуки нам вообще-то говорили. Он боевой, да?
- Ясно, что боевой, - буркнул Растин. – я в зачарованиях не силён, но дураку ясно, что это оружие. Меня смущает модель. На них обычно клеймо изготовителя ставится.
Девушка пожала плечами и попробовала примерить странную находку. Браслет со щелчком застегнулся на запястье. Он был холодный и довольно тяжёлый, кожу иголочками покалывали искорки заключённой в браслете магии. Эррис подняла руку и тёмный металл вспыхнул холодным голубым светом.
- Он очень мощный, - подумав, сказала она. – Не меньше пятидесяти рес. Наверное, стоит кучу денег. Интересно, какая у него дальнобойность?
- Эррис, вообще-то, в городе запрещено активировать магическое оружие…
- Да ладно тебе, не занудствуй! Не буду я из него стрелять! – девушка засмеялась, но браслет погасила. – А всё-таки его оставил тот мертвец, потому что больше некому. Правда, я не знаю… Мёртвые могут использовать зачарованные предметы?
- Не знаю, - Растин озабоченно подёргал себя за волосы. – Но, в любом случае, Поднятый не мог забыть оружие. Он бы даже снимать его не стал…
- Ну нельзя же носить его всё время! Он начнёт натирать, или там…
- Это если ты живой, - перебил Растин. – Живой человек может снять браслет, чтобы от него отдохнуть, или просто чтобы повертеть в руках, как ты вертишь свои безделушки (при этих словах Эррис сразу бросила крутить в пальцах бусы и спрятала руки за спину)… А мёртвым ничего никогда не натирает. И они действительно ничего не забывают.
- Ну, значит он оставил браслет специально, - девушка пожала плечами. Брат посмотрел на неё скептически:
- А зачем?
- Ну, я не знаю… Мало ли? Кстати, а там больше ничего не лежит?
- Нет, - Растин поворошил груду бумаг, развёл руками и присел на кровать. – Больше ничего. Но лично у меня нет никаких идей, зачем бы Легионеру оставлять оружие у меня на столе.
- Может, это подарок? – Эррис с трудом расстегнула браслет и посмотрела на брата сквозь него. – Тебе? В качестве благодарности?
- Очень смешно.
- Нет, я серьёзно, - девушка склонила голову набок. – Или мертвецы не чувствуют благодарности?
- Понятия не имею. Дай сюда, - Растин забрал у сестры браслет и уставился на него, сдвинув брови. – Мёртвые ничего не делают просто так, по случайной прихоти, понимаешь? Либо по приказу, либо в случае крайней необходимости. К тому же, это не безделушка какая-нибудь. Он же Легионер. А это – оружие. Оно ему необходимо, а мне даром не сдалось. Нет, что-то здесь не так…
Он задумался. Эррис тоже чуть подумала, потом фыркнула и пристроилась рядышком:
- Тогда может, это знак какой-нибудь? Подсказка, тайное сообщение?
- Может… Да нет, ерунда! Он не должен был оставлять мне никаких знаков, он вообще ничего мне не должен был… - Растин вдруг умолк и изменился в лице.
- Что? – Эррис заглянула ему в лицо. – Ты что-то понял, да? Что?
- Я подумал, - медленно сказал Растин. – Я подумал… он не должен был мне ничего передавать… он и не передавал… Оршер спросил его, и он не мог солгать… но он просто оставил это…
- Я не совсем понимаю твою мысль, - скептически заметила Эррис.
- Я сам не до конца её понимаю, - Растин вскочил и взмахнул рукой. – Смотри: Поднятый оставил мне браслет, хотя не должен был. Этого не может быть, потому что мёртвые так не делают. Но почему я думаю, что не должен был? Может, наоборот, должен?! – Растин вдохновлено посмотрел на сестру. Та поёжилась:
- Я всё ещё не до конца…
- Смотри! – брат перебил её. – Оршер, этот придурок в чёрном, он всё выспрашивал, не узнал ли я чего-нибудь у Поднятого. Готов поклясться, отца он расспрашивал о том же! Спрашивается, зачем ему это? Я ведь рессит, хоть и только студент, он мог бы просто взять с меня клятву, что я никому ничего не скажу, а он… его… - Растин заходил по комнате, лихорадочно соображая; казалось, было слышно, как крутятся мысли у него в голове. – Его волновало, что я могу что-то знать… что хоть кто-то может что-то знать… хотя это глупо, ну что он мог бы изменить, если бы я уже знал? А он так цеплялся к этому! А Поднятый… Поднятый ему солгал, то есть, не солгал, а обманул, то есть, не совсем обманул, а…
- Он хотел оставить тебе какой-то знак, так, чтобы этот Оршер ничего не узнал, да? – сказала Эррис. Её глаза заблестели. Растин остановился посреди комнаты:
- Да… Да, именно! Он не мог… не мог передать мне какое-то сообщение… потому что я не спросил… и поэтому он оставил знак! Оршер спрашивал его, не передавал ли он мне чего-то, но он и не передавал! Он просто оставил на столе! И даже я не знал об этом, а значит, Оршер тоже не узнал, он не должен был узнать. Потому что… потому что… - Растин снова заметался по комнате. – Почему? Зачем Поднятому скрывать что-то от некроманта из Легиона? Да ещё передавать что-то мне? Он ведь меня не знает!
- А того некроманта он знает?
- Да вот именно, что... – Растин замер, уставился на сестру и укусил себя за руку. Вот именно. Он его знает.
Предчувствие какого-то озарения нахлынуло холодной и сладкой волной. Растин прикусил большой палец до боли.
- Слу-ушай! – задыхаясь, протянул он. – Ведь Легион сейчас в Гельме! Оттуда до Тирела пять дней пути, так?
- Ну? – Эррис по глазам видела, что её брат поймал за хвост какую-то важную мысль.
- А о гибели Даранта стало известно только сегодня утром. Поднятый приехал вчера вечером. Этот Оршер сказал, что специально прибыл из самого Легиона, чтобы какие-то сведения не попали не в те руки. Чтобы попасть сюда, он должен был выехать пять дней назад, а значит… значит… значит – задолго до того, как стало известно, что Дарант мёртв! – Растин остановился и выдохнул.
- И… что это означает? – прошептала Эррис.
- Означает, что он приехал не для того, чтобы сообщение Керна не узнал я, или кто-то вроде меня… а чтобы его не узнал Дарант!
- Но ведь мертвеца послали к этому Даранту, ты же говорил…
- Говорил! – Растин зло дёрнул себя за волосы. – Я должен был понять раньше! Оршер задавал вопросы… Он спрашивал Поднятого, кто того послал и к кому… Он должен был сам знать это, если бы… если бы… если бы был заодно с тем, кто послал Керна!
Эррис ошарашено уставилась на брата:
- Но ведь он… тот некромант… он же был из Легиона, да?
- Именно! Он так упирал на то, что я не имею права ничего знать… А я увидел печать и решил, что он – имеет! Тьма меня побери, я должен был спросить у Поднятого, я до демона всего должен был у него спросить, а я, дурак, этого не сделал! Керна зачем-то послали сюда – а Оршер приехал, чтобы его остановить! И из-за моей глупости у него это получилось!
- Ну… откуда ты знаешь, может это и к лучшему? – Эррис пытливо посмотрела на брата. – Может, как раз тот, кто отправил сюда мертвеца, поступал неправильно? А Оршер был прав, что помешал ему? Ты ничего не знаешь…
- Я ничего не знаю, - зло подтвердил Растин, бросаясь на кровать. – И да, меня это больше не касается, только… Только два вопроса меня очень беспокоят.
- Какие? Этот браслет к ним имеет отношение?
- Один из них – браслет, - кивнул Растин. – Его оставили мне, и это что-то значит, и, наверное, что-то я должен с ним делать, только не знаю, что, и это меня напрягает.
- А второй?
Растин мрачно посмотрел на сестру в упор:
- Второй вопрос – почему погиб Дарант.